Связанный гнев

Влас Воронов в ожидании Мещерского шагал по просторному залу, залитому светом электричества. Шаги у Власа тяжелые, потому мужчина дородный при коренастом складе. Ступни ног плотно вдавливаются в гулкой тишине зала. Седые волосы Власа подстрижены бобриком. Все мужики в роду стриглись на такой фасон, и сделана запись в родовой книге, чтобы грядущие поколения не вздумали менять канон обихода за волосами. Лицо Воронова, несмотря на стариковские морщины, без дряблости мускулов. На правой его щеке шрам от ножевой раны, полученной в драке в молодости, когда в глухих урочищах Урала отыскивал исток своего прочного и видного места возле золота. В аккуратной бородке в седине заметны черные волоски.

Прохаживаясь по залу, Влас старался угадать, зачем он понадобился сановнику. Заставляло об этом думать предупреждение тагильского промышленника Уткина.

Уже который раз в разуме копошилась мысль, что сановник имеет интерес к уральскому золоту. Вышагивая, Воронов посматривал в окна. Заметил гнедую управительскую тройку, остановившуюся у дома. Видел, как из санок вылез столичный сановник и важно направился к парадному крыльцу. Воронов решил пойти и встретить его в прихожей. Из распахнутой двери зала вышел к широкой лестнице с золочеными перилами, украшенными вырезанными из дерева венками, сплетенными из роз, начал спускаться по ней, наблюдая, как в прихожей горничная учтиво помогала сановнику раздеваться. Оглядев себя в зеркале, князь, обернувшись, увидел перед собой склонившегося в поклоне хозяина.

– Милости прошу, ваше сиятельство!

Гость подал руку и произнес:

– Князь Мещерский. Имею честь видеть господина Воронова?

– Его самого. Прошу в зал.

Оба медленно поднимались по лестнице. Гость шел, держась рукой за перила. Воронов рассматривал гостя. Князь в раззолоченном мундире дворцового ведомства с орденами и звездами. Поднявшись на площадку второго этажа, князь остановился и, пересиливая учащенное дыхание, спросил:

– Какой же это мастер так великолепно украсил лестницу? Такая поразительная резьба. Прелестно!

– Дружок мой, ноне покойный, Григорий по прозвищу Зобатый. Да и теперь в нашем краю всяких умельцев избыток. На Урале не хуже, чем в Туле, могут блоху подковать.

– Неужели? По пословице живете. Всяк кулик свое болото хвалит.

– Урал, ваше сиятельство, Урал и есть. Диковинна его горная земля в государстве.

– Конечно, конечно!

– Прошу в зал.

Князь, войдя в зал, увидев его убранство, остановился и произнес:

– Прелестно, – осматривая зал, потирая руки, заговорил. – У вас в Кушве морозно.

– Январь в этот год с лютостью на стужу.

– Но воздух такой чистый, что дышать приятно.

– Прошу садиться.

– Сначала позвольте полюбопытствовать. Кое-что в зале привлекло мое внимание. К примеру – картины.

Мещерский подошел к развешанным на стенах картинам и, внимательно рассматривая, спросил:

– Неужели полотна Шишкина?

– Никак нет. Творения Денисова-Уральского.

– Скажите, пожалуйста! Оказывается, на Урале есть живописцы?

– Сего живописца и в столице знают.

– Может быть. Но лично слышу о нем впервые. Пишет неплохо.

– Что и говорить – молодец! Мы почитаем его за певца Урала.

Князь, не слушая хозяина, заинтересовался лежавшей на полуогромной медвежьей шкурой.

– Вот так зверь!

– У нас они всякие водятся. Этого чертушку лет пять назад добыл на Таганае. Поднял из берлоги на рогатину.

– На рогатину? Не может быть! – Князь перевел взгляд на Воронова и, покачав головой, согласился со сказанным: – Да, вы из себя не хилый.

– Была силенка, но старость ее поубавила.

Князь сел в кресло, откинувшись к спинке.

– Вынужден заметить, господин Воронов, что живете неплохо. Электричеством обзавелись.

– А как без него? Оно теперь в государстве силу набирает. От любых новшеств не отворачиваюсь.

– Прелестно и похвально. А какая удивительная мебель!

– Чему дивитесь?

– Уникальная мебель. И где достали такую?

– Об этом супруга позаботилась. Украшением в доме житья-бытья она ведает. У нас и не такое можно сыскать. На Урал за прошлые века всякие господа да вельможи немало диковинного с собой натащили.

– Похвально! Вынужден не скрыть от вас, что по описанию ваших друзей представлял вас более простоватым и грубым. А вы иной. Приятно в глуши встретить человека, не чуждого культуры цивилизации.

Князь достал из кармана портсигар и раскрытым протянул его Воронову:

– Попробуйте новый сорт осмоловского табака.

– Благодарю!

– Не курите?

– Употребляю махорку.

– Мой бог! Да это просто ужасно! И жена вам позволяет курить такую мерзость?

– На воле балуюсь куревом. Жена у меня на сей счет строгая.

Мещерский, раскурив папиросу, кладя спичку в пепельницу, стоящую на столике, обратил внимание на рамку с фотографией миловидной девушки. Взял рамку в руку, рассматривая, спросил:

– Кто такая красавица?

– Ксения. Дочь.

Князь поставил рамку на стол.

– Слышал о ней. Огорчила и даже опорочила вас.

– Это как взглянуть.

– Но ведь она сослана в Сибирь?

– Теперь туда многих ссылают. Молодежь испокон веков не по нашим вкусам живет и мыслит. В молодости и у вас, поди, бывали мысли о несогласии с государственными порядками?