– Все те, кто поверил после пятого года, что кровь всех русских одинаково красного цвета и на солнце, умирая, пахнет щавелем. А может быть, еще раньше, по вашему совету, это право отнимут у лишенного ума георгиевского кавалера высокие особы, приславшие вас на Урал.
– Не беспокойся, Вадим! Тебя никто не тронет. Снова заверяю: империя уже отбила лапы всем, кто мечтал о бунтарстве, хотя среди них были и дворяне.
– Но на этот раз в революционной репетиции были дворяне способные каяться в своих намерениях покуситься на власть Его Величества. Дворяне, которые не будут плакать наподобие декабриста Каховского и вытирать слезы платком, подаренным императором. Да и император Николай Александрович по складу характера не похож на своего тезку Николая Павловича.
– Прелестно! Поговорим о другом. Я навестил тебя не осуждать прошедшие и будущие политические проблемы империи. И, откровенно, мне надоело слушать твой озлобленный бред. Меня просила навестить тебя Мария Владиславовна.
– В чем мама недовольна сыном?
– Привез ее благословение и убедительную просьбу быть благоразумным. Кроме того, просила рассказать тебе, как перед Рождеством императрица Александра Федоровна приглашала к себе матерей гвардейских офицеров – участников войны.
– И одарила счастливых мамаш иконками Серафима Саровского?
– Напрасно иронизируешь. Императрица долго расспрашивала о тебе, была взволнована, что ты лишился глаза.
– Надеюсь, мама не скрыла от нее, что я вдобавок еще и хромой и не могу по-прежнему танцевать. Передай маме, что она напрасно ходила во дворец. Впрочем, сам напишу ей. Мама не нуждается, чтобы обивать дворцовые пороги. Я еще жив и забочусь о ней, хотя и живу от нее в двух тысячах трехстах семидесяти верстах.
– Мама гордится тобой.
– Также я горжусь матерью, родившей меня с честью и смелостью. Горжусь и Георгием. Не потому что мне приколол его на грудь Куропаткин. Горжусь тем, что под Ляоляном полил землю кровью, землю, которой японцы завладели не по нашей вине.
– Ты не понимаешь жизни в Петербурге, обвиняя мать в том, что она была на свидании с царицей.
– Не понимаю. И вы напрасно мне рассказываете об этом.
– Мария Владиславовна тяжело переживает разлуку с тобой. Не пора ли тебе вернуться к ее старости?
– В Петербург не вернусь. Она знает об этом. Если ей грустно, пусть едет сюда. В доме места хватит.
– Какой жестокий!
– Зато вы добренький. Спасибо за рассказ. В умиление он меня не привел. Маме, конечно, об этом не говорите.
– Прелестно! Поручение Марии Владиславовны выполнил. Но есть еще одно поручение, довольно деликатное. Оно от Марины.
– Я не ослышался?
– Нет, Вадим. Марина Павловна просила передать тебе письмо.
– Какая Марина Павловна?
– Вадим!
– Прошу, князь Василий, голос не повышать! Я не помню о существовании никакой Марины Павловны. Письма мне ее не надо. Считайте, что и это поручение выполнили.
Закашлявшись, Новосильцев подошел к роялю. Кашляя, взял несколько мажорных аккордов. Осилив кашель, сел к роялю и заиграл шопеновский вальс. Играл хорошо.
Князь встал на ноги. Пройдясь по комнате, остановился у столика около богини Дианы и налил бокал вина. Слушал музыку, пил вино редкими глотками.
В гостиную вошел слуга. Новосильцев, увидев его, не прерывая игры, спросил:
– Что случилось, Закир?
– Дозволь говорить, барин.
– Слушаю.
– Ротмистр приходил.
– Тиунов?
– Так точно.
– Зови.
Закир ушел, не прикрыв за собой дверь. Звеня шпорами, вошел жандармский ротмистр.
– Здравствуйте, уважаемый Тиунов, – приветствовал пришедшего Мещерский. – Вы за мной?
– Так точно, ваше сиятельство! Но у меня убедительная просьба, чтобы остались ночевать у господина Новосильцева.
– Почему?
– Считаю долгом поставить вас в известность, что два часа назад в депо станции Златоуст была разогнана сходка мастеровых. Предполагаю, что вам лучше остаться у господина Новосильцева.
Новосильцев, перестав играть, вмешался в разговор:
– Ерунда, князь Василий. Я сам отвезу князя в Златоуст, ротмистр.
– Прошу извинить, но допустить этого не могу. За безопасность князя несу ответственность.
– В таком случае возьму эту ответственность на себя.
– Полагаю, что для этого нужно…
– Что именно? Повторяю, беру ответственность на себя. Князь – мой гость. Вы можете со своим конвоем вернуться в Златоуст. Князь у меня долго не задержится.
– Буду настойчиво протестовать.
– Похвально! Уверен, что князь оценит ваше упорство. Мне тоже нравится ваша бдительность. Князю приятно убедиться, как в Златоусте четко работает жандармское управление по охране законопорядка.
– Действительно, ротмистр, Вадим Николаевич прав. Он благополучно доставит меня в Златоуст. Вы же сами восторгались его лошадьми. Ответственность с вас снимаю, – сказал Мещерский.
– А чтобы убедиться, что князь приедет в дом управителя в сохранности, вы можете подежурить возле него.
Ротмистр, недовольно посмотрев на Новосильцева, звякнув шпорами, поклонившись, вышел из гостиной.
– Этого Тиунов мне не простит, – улыбнувшись, Новосильцев заиграл прерванную мелодию шопеновского вальса. – Летом на промыслах будет донимать старателей обысками.
– Зачем?