Связной

— И то верно… Нет в этом греха, если одинокую бабу приголубил, — сказал тридцатипятилетний широкогрудый старшина. Молчаливый и незаметный в быту, он выглядел на поле боя если уж не богом войны, так одним из его сподручных. Редкий сплав скромности и отваги.

— Это так, — согласился Степан.

— Кажись, самолет пролетел, — сказал старшина, задрав голову вверх.

— С чего ты взял? — засомневался Ефим. — Тихо, как у нас в деревне.

— Планер это, — запротестовал старшина, — летают как летучие мыши. На них диверсантов сбрасывают.

— Успокойся, старшина, — настаивал на своем Ефим. — Откуда здесь диверсантам взяться? Сам пойми, где мы, а где линия фронта!

— Вот как раз в такие места их и сбрасывают. Я ведь прежде в контрразведке служил, вот мы таких и отлавливали.

— А чего это вдруг тебя в таком случае на передовую отправили?

— Расстрелял одного из них, не разобравшись, вот начальство меня и наказало.

Неожиданно на фоне полной и яркой луны вдруг раскрылся купол парашюта. Зависнув, он предстал темным пятном, а затем, увлеченный ветром, стал приземляться на пашню.

— Взяли автоматы и бегом! — распорядился старшина. — Это где-то километр отсюда будет.

Сбивая дыхание и стараясь не шуметь, бойцы выбежали на край поля, где диверсант припрятывал парашют. Наконец он распрямился и, не заметив спрятавшихся в тени красноармейцев, зашагал по проселочной дороге.

— Перекрой ему дорогу, — посмотрел на Степана старшина, — а мы через поле. Прямо к нему!

Диверсант в форме майора Красной армии шел с беспечным видом. Оглянулся лишь однажды, когда отходил от места, где запрятал парашют. Так идти может только человек, уверенный в том, что впереди не шарахнет мина, не прозвучит автоматная очередь, а на дороге не будет заложен фугас. Человек, привыкший к тылу, или тот, кто уже давно не бывал на передовой и считал, что не попадет под шальную пулю.

— Стоять! — громко произнес старшина, направив автомат в грудь майору.

— В чем дело, товарищ старшина? — громко спросил тот, ничуть не смутившись.

Луна светила ярко, и с расстояния в несколько метров можно было рассмотреть лицо майора. Физиономия лощеная, самодовольная. Смотрел прямо и очень уверенно. В глазах ни капли страха.

— Куда направляешься?

— Извольте обращаться к старшему по званию по воинскому уставу, — строго сказал майор. — И опусти автомат, не ровен час, пальнешь еще сдуру!

— Потерпишь. Документы, майор!

Подошел Степан, заслонив дорогу. Ефим зашел с другой стороны, небрежно вскинув автомат. Теперь майору пробиваться только с боем. Но силы не равны, вряд ли отважится.

— А вы комендантский патруль, что ли? На каком основании я должен показывать вам документы? — Майор держался уверенно, поглядывая то на одного, то на другого красноармейца.

— Так ты нам еще вопросы задавать будешь? Поднял руки! — приказал старшина.

— Вижу, что вас не убедишь, но мы с вами еще поговорим в комендатуре. Там вас научат, как положено разговаривать с офицером. — Скинув вещмешок, майор поднял руки.

— Ефим, обыщи его!

Красноармеец, закинув автомат за спину, подошел к майору и проворно постучал по карманам. Вытащил из кобуры пистолет, передал его сержанту, затем достал какое-то удостоверение.

— А это, никак, документики.

— Прочитай, что там написано, — сказал старшина.

— Командировочное удостоверение… — зачитал сержант. — Майор Красной армии Хлопонин Виктор Петрович… Направляется в двести тридцать пятую особую военную часть одиннадцатой армии… Хм, вот только что-то я не слышал ни о какой такой отдельной части. А ведь мы сами из одиннадцатой армии. Неувязочка произошла… Сразу его пристрелим, старшина, или все-таки в контрразведку отведем?

— Что вы себе позволяете, старшина! — строго проговорил майор. — Я должен прибыть в особую часть не позднее завтрашнего дня. Если я задержусь хотя бы на час, вы пойдете под трибунал!

— Ты так сильно, майор, торопишься в эту свою особую часть, что решил даже на парашюте прыгнуть? — усмехнулся старшина. — Только ведь у нас, у пехоты, это как-то не принято. Мы в основном пешочком топаем. Иной раз на машине, если, конечно, повезет. Значит, говоришь, под трибунал пойду?.. Был я уже под трибуналом, и ничего, как видишь, живой остался. — Закинув автомат за плечи, он вплотную подошел к майору. Оказавшись ниже его на полголовы, посмотрел на него снизу вверх: — Расстреливать я тебя, гада, не буду, а вот по зубам получи! — И, размахнувшись, что есть силы ударил диверсанта в подбородок.

— Вы и за это тоже ответите! — произнес майор, поднимаясь. С разбитой губы сочилась кровь.

Осмотрев кулак, старшина неодобрительно покачал головой:

— Вот беда! Костяшки разбил о его зубы… Теперь нарывать станет… К фельдшеру придется обратиться. Лучше бы мне его сразу расстрелять. Ну, долго ли ты еще корячиться тут будешь? Поднялся и пошел! Контрразведка разберется, кто ты такой. Посмотрите, что у него там в вещмешке!

Сержант поднял вещмешок и развязал горловину:

— Ого! Да здесь деньги, целое состояние!

— Откуда деньги, гаденыш? Это тебя фашисты за хорошую работу премировали?

— Я не обязан перед вами отчитываться.