Связующие нити (СИ)

Делать было нечего, со стороны дома была только тишина, и я не шутила с угрозами. Забор был не такой уж высокий, но лезть было страшно, я даже в детстве так не баловалась. Неуклюже цепляясь за крашеные доски, боясь загнать себе занозу или порвать одежду, я, на удивление самой себе, взгромоздилась на столб. По двум сторонам калитки были врыты крепкие столбы, чуть ниже моего роста, и я довольно удобно уселась на плоской верхушке, как на пеньке, свесив ноги уже по ту сторону. Высота мне казалась умопомрачительной.

— Сейчас спрыгну и полезу к тебе в окно. Ты этого хочешь? Между прочим, Геле, эти штаны, которые я ношу и эта обувь просто создана для того, чтобы лазить по заборам, а в платье это было бы невозможно. Гелена, открывай! Иначе я тоже буду называть тебя старой ведьмой, слышишь? Я сдаваться не собираюсь, хоть десять раз меня прогони!

Кажется, что в окошке шевельнулась занавеска, но, быть может, это мне и показалось.

— Гелена, я всё равно не хочу танцевать на лесных полянах и нырять в морские глубины. И по полям бегать тоже не хочу. Но знаешь… я с ума схожу от дождя. Я люблю чувствовать дождь, каждую его капельку, и люблю ходить босиком по лужам. И платья я тоже ношу, только не всякие, и редко. Ну, Геле! Я упрямая, и не уйду, а ещё я на зло могу приносить тебе каждый раз коробку шоколадных конфет, я же знаю, что ты их не любишь. Я буду делать это из вредности! Не веришь, посмотри мне в глаза. А ещё я хочу сказать тебе, что люблю Тристана! Я могу сказать об этом вслух, мне уже не страшно, только, конечно, если его самого нет рядом. Я люблю Тристана!

Дав себе передышку, я снова вгляделась в окошки, ожидая, что старуха дрогнет и хотя бы выглянет.

— Ещё мне удалось выпустить на свободу воробышка… Гелена!

— Да хватит горло драть, — раздалось сзади, — прыгай уже и сама открывай мне калитку.

Она стояла на дороге сзади, положив две авоськи из магазина к ногам.

— А ты давно здесь?

— Подошла как раз, как ты на столб села.

— Ты слышала, что я сдаваться не собираюсь?

Геле заулыбалась беззубым ртом, не смогла больше держать серьёзное лицо:

— Вот дитё… малое дитё!

Нет, она ни о чём меня не расспрашивала, не выпытывала и даже не смотрела вопросительно. Было всё так, словно никуда она меня не прогоняла, и никакого разговора между нами не было. Геле занялась чайником и птицами, а я, присев за её стол, вдруг почувствовала, что неимоверно устала и хочу спать. Я почувствовала не столько физическое, сколько нервное истощение. Как если бы в моей душе за один миг выпала годовая норма осадков и случилось настоящее наводнение. Потоп. Переполненность разными чувствами. И как же мне захотелось хоть немного облегчить себе душу и выговориться. Но никому нельзя рассказывать об агентстве. Значит, ни под каким предлогом, невозможно было Гелене объяснить, что в эту ночь я боялась за свою жизнь, вернулась в прошлое, едва не потеряв настоящее и… многое, многое, многое…

— Геле, а можно я у тебя посплю немного, а?

— Спи.

— Геле, — я посмотрела на её босые морщинистые ноги, — а сколько тебе лет?

— Много.

— Ты хоть раз за все свои годы хотела что‑то изменить? Кого‑то вернуть, что‑то исправить, повернуть однажды на перекрестке в другую сторону, чем прежде?

— Хотела и не раз. Только это чувство быстро проходило.

— А хоть одно осталось до сегодняшних дней?

— Нет. Что было, то было. И всё моё.

Мы попили чаю, и Гелена застелила мне диван на летней веранде, на которой давно было пора перестилать полы. Так непривычно было засыпать на открытом воздухе, когда вокруг так много света и звуков. У себя в комнате я создавала темноту и тишину, и жизни за окном слышно не было. Но, несмотря на непривычную обстановку, я всё же ускользала в сон.

— Это ещё не начало, Гретт. Это ничто, — я почувствовала, как старушка присела на краешек рядом со мной.

— А? — я едва разлепила глаза.

— Многие начинают новую жизнь с понедельника, только потом, когда видят, что ничего не меняется, возвращаются в старую колею.

— Ты о чём?

— Думаешь, именно с завтрашнего дня вся твоя жизнь изменится? Ладно, спи… — и она стала гладить меня по голове.

Глава 37.Покой

В Здании, у самого входа я встретила Триса, и выяснилось, что никто из нас не ночевал и не завтракал дома. Значит, он не видел, что воробышка нет. И не видел, что нет фотографий. Мало вероятного, что он заглядывает в альбом каждый день.

Ночь прошла без посетителей. Пуля разговаривала с Зариной всё время, обсуждали что‑то про отношения и про то, какие все мужики "гады". Меня в разговор не звали, я из другой истории. Нил сам травил байки про свои путешествия, но исключительно Вельтону. Трис был занят чертежами для Моники, которые не успевал делать на работе, а про меня, наверное, Нил подумал, что не интересно будет. Я не знала, чем занять себя всю ночь. Прежде хоть тоже работала над заказами, но ведь сейчас я оставила себе только педагогику в университете, сама так хотела.