Свидание

Прощай де-евки, прощай бабы,
Нам тапе́-ерича не до вас:
Во солда́-адатушки везут нас!
Запрега́-арегай, братцы-ребята,
Тройку серых лошадей.
Вывези-евези, ребятушки,
Ко царе́-ареву ка-а-баку!..

В это самое время ввалился мужик, весь измокший, перепуганный, и закричал на всю горницу:

— Пожар! Тихонов двор спалили!

Все бывшие в кабаке бросились на улицу. С колокольни ударили в набат; деревня всполошилась и сбегалась к крайней избе, из-под крыши которой пробился широкий язык пламени и лизнул вдоль по ветхому бревенчатому строению, в ту же минуту занявшемуся в нескольких местах. Ветер, усиливаясь постоянно, грозил всей деревне.

Мужики рубили где ни попало и закидывали крючья. Девки таскали воду, бегая с горшочками и ведерками на реку. Из барского сарая приволокли ржавую водоносную машину, на которую возлагали большие надежды, но она только цыкала, а кишка текла. Толпа охала, ахала и толклась в стороне; ребятишки кидались на горячие головни, старухи призывали «крестную силу». Афанасий Кириллыч, еще на некотором взводе, повествовал им, что «вот точинно такой, сказано в писании, будет огнь вещный, уготованный диаволу и аггелам его…», но его никто не слушал и продолжали ахать да охать. Один Тихон, хозяин двора, ничего не подозревая, продолжал храпеть на полатях во всю носовую завертку. Его насилу растолкали. Очнувшись, он прямо бросился в закуту, сквозь дым пробрался к трубе и припал к земле…

Как только разметали крышу — пожар унялся; пламя, не встречая сопротивления, упало, стало понемногу гаснуть и вскоре совсем иссякло, только кое-где еще покуривался смрадный дымок, но уже совершенно безвредный: опасность миновала. Тогда спохватились о самом Тихоне. Бросились искать; шарили, кликали — напрасно.

— Сгиб человек, — говорили в толпе. — Спалился, сердечный!

Но кому-то удалось набрести на него в закуте. Он все стоял на корточках у трубы, где были зарыты его деньги. Денег, конечно, не было, как не было и лица на Тихоне, когда его оттуда вывели. Он рвал на себе волосы и бился кулаками в грудь, но не говорил ни слова.

— Рехнулся, родинький! — повторял народ. — Совсем рехнулся! Эко, подумаешь, окаянное-то наваждение! Деньги-то что значит! А все за грехи за наши за тяжкие!..

— Истинно! — подтверждал Афанасий Кириллыч. — И в писании так сказано: «аще бо сотворити…»

В это самое время Тихон, до того понурливо стоящий, вдруг рванулся вперед и проворно вскарабкался в закуту. Он снова припал к трубе и стал царапать ногтями землю, прилегшую плотным слоем. Сухие пальцы его работали без устали, а глаза горели, как у волка… Вдруг он вскрикнул и захохотал: руки его толкнулись обо что-то звонкое. Нащупав впотьмах, он вытащил сверток из затрапезного лоскута и крепко прижал его к себе, дрожа как в лихорадке. Тихон ожил, что-то заговорил — но его никто не понял. В этом лоскуте были зашиты серебряные рубли незапамятного чекана, давно исчезнувшие в обращении, — видно, Василий до этой казны не дорылся и унес одни бумажки, хранившиеся сверху. Я говорю — Василий, потому что улика прямо пала на него: несколько дней сряду, сказывали, таскался он по селу, а он зря шляться не станет, такая уж отпетая зародилась голова! Не знали только, отчего пожар случился? Он ли подпалил, или громом сожгло?

Рыбаки потом тоже сказывали, будто видели на рассвете, как кто-то сбежал к реке и схоронился в коноплях. Видели будто бы лодку, торопливо отплывшую от берега и исчезнувшую в предутреннем тумане… Но приметам все спознали Василья. Только он был не один: с ним исчезла и Тихонова свояченица, Аннушка…

II Нетронутая натура

Guardati da colni

che non ha letto

che un libro solo[121]

Старая итальянская поговорка

Самым близким соседом моим по деревне считается Лев Николаевич Куроедов — человек далеко еще не старых лет и такой же охотник, как я. Нужно ли говорить, что мы скоро познакомились и сошлись?

Куроедов уже с год жил в своем старом сельском доме, в котором лет десять тому назад умер отец его, — и с той поры, до водворения молодого помещика, стоявшем наглухо заколоченным и всеми забытым. В народе ходили слухи, будто бы «старый барин» (как называли обыкновенно отца его) каждую ночь незримо бродил по опустелым покоям, и в вечернюю пору редкая душа пройдет, бывало, не сотворив молитвы, не ускорив робкого шага. Божились, что слыхали в летние, звонкие ночи либо осенью, в слепую тьму, какой-то стон или шорох в нежилом доме, видывали на свежем снегу чьи-то следы, натоптанные за ночь; но никому не приходило в голову допытать, откуда брались эти следы, этот шорох?