Свидание

Анна Васильевна была слишком разбита, чтобы обратить на это внимание, и, во всяком случае, не поняла бы, как это делается. Александра Сергеевна отказалась от ужина и приказала приехавшей с ней горничной поставить в комнате лампу, потому что не уснет всю ночь. Анна Васильевна перезябла в нетопленных комнатах и на вьюге, выпила несколько чашек чая и заснула.

Поутру ей очень хотелось скорее видеть приезжую, но она не смела беспокоить ее. Александра Сергеевна прислала за нею сама. Она уже встала и была одета в черном кашемире со шлейфом и в черной креповой наколке. Анна Васильевна не заметила взгляда, брошенного на ее клетчатую блузу, потому что не заметила, как ее надела по привычке; последние дни она все носила ее.

— Вы — Анна Васильевна? — спросила Александра Сергеевна.

— Да, — ответила она.

— Очень рада. Садитесь! Кофе подать мне сюда! — приказала она своей горничной. — Вы были у обедни? Я — не в состоянии. Это слишком, слишком… — и она зарыдала.

Анна Васильевна не плакала по привычке.

— Брат! За что? — вскричала Александра Сергеевна, обращаясь к невидимой тени. — За что? В последние твои дни… за что? За что отбросить меня, оскорбить?.. Ну, — прервалась она, — что сделано — не воротишь! Анна Васильевна, мы живем не на облаках. Я слышала о вас, что вы были особенно расположены к людям, которые довели моего брата до этого ужасного состояния, то есть их идеи довели… Вы понимаете: идеи?.. Но ведь им следовать нельзя. Собственность есть собственность. И семья есть семья, что бы ни говорили.

— Я хотела сказать вам… — прервала Анна Васильевна.

— Да-с, но мой брат, женясь на вас, доставил вам права. Вы без всякого сомнения знали это, — Александра Сергеевна усмехнулась. — Я — законная наследница, но вы, как жена, можете требовать…

— Вот я и шла вам сказать, — снова прервала Анна Васильевна, — я — жена ему… — ее голос дрогнул, — жена — без года неделю. Какие мои права? Довольно с меня — он дал мне свое имя. Больше этого ничего на свете дать нельзя. И я бы не взяла, и ничего не возьму.

— Говорите, пожалуйста, понятнее: чего вы не возьмете?

— Да ничего, — ответила Анна Васильевна просто. — Наследства я никакого не хочу, потому что не стою.

— То есть как же? Вы вашей части не возьмете? Седьмой части?

— Не знаю, какой части; я ничего не возьму.

— Но это надо объявить формальным порядком.

— Вот я и шла сказать вам. Вы будете принимать наследство, чиновники будут; вы меня научите.

— Очень хорошо. Что же, вы имеете в виду как-нибудь устроиться? Куда-нибудь уедете? Родственники у вас?

Несчастная женщина схватилась за голову.

— Никого у меня нет, — вскрикнула она, — его нет и никого нет!

Горничная, вносившая кофе, почти столкнулась с нею.

— К чему эти сцены? — сказала Александра Сергеевна. — Неужели вы можете воображать, что мне легче? Я потеряла более, нежели вы! Полноте! Садитесь; не стесняйтесь предо мною! Я слишком уважаю память брата, и теперь, когда уже сама церковь… и такое бескорыстие… Полноте, милая, не огорчайте меня! — Она подошла и поцеловала Анну Васильевну. — Скажите, чего бы вы хотели. Забудем все прошлое! Вы теперь имеете положение, и я могу, не женируясь[183], рекомендовать вас, устроить. Чего бы вы хотели? Я готова. Я даже сочту своей обязанностью…

— У вас предо мной нет обязанностей.

— Положим, так, но… Ну, живее, бодрее! Подумаем вместе. Что вы умеете делать?

— Ничего.

— Как это? Неужели вы так мало думали о своем будущем? Кстати, мой брат что-нибудь дарил вам?

— Билет есть в четыре тысячи, — ответила Анна Васильевна, будто во сне.

— На неизвестного?

— Именной.

— Ну, вот вы с ним и устроитесь. Деньги не маленькие.

— Это не мое, — тихо возразила Анна Васильевна.

Александра Сергеевна ничего не сказала. Она знала, что есть на свете Саша, но будто не знала, и дальше не спрашивала. Анна Васильевна не рассказывала. Билет был написан при рождении Саши, когда Табаев еще мог располагать тем, что имел. Он записал немного, но больше тогда и не было денег; да и на что больше? Пока девочка растет, учится…

Анна Васильевна обмерла: Саша учится, да, пока за нее платят. Теперь кто будет платить? Чем платить?

— Так у вас больше ничего нет? — сказала Александра Сергеевна. — Что ж вы намерены делать?

— Наймусь в ключницы, — ответила спокойно Анна Васильевна.

— Будто вы можете? Что вы умеете?

Анна Васильевна должна была все пересчитать, рассказать; она пятнадцать лет хозяйничала.

Александра Сергеевна задумалась.

— Будем вместе пить кофе, — сказала она. — Это вы готовили? И сухарики?.. Отлично!.. Сколько здесь коров для сливок?

— Это записано, — ответила Анна Васильевна.

— Вы записываете? Хорошо… Знаете, в ключницы… Я ничего не имею против этого занятия; это прекрасно и выгодно и совершенно вам по силам… Но мне будет неловко. Поймите — мы носим одно имя…

— Уж от своего имени я не откажусь, — возразила Анна Васильевна. — Но что ж вам?