Приехав, Катерина Петровна прямо прошла в церковь. Уже благовестили к обедне. Оленька побежала в дом переодеться. Она встретила мать в девичьей. Настасья Ивановна в пестром канаусовом платье надевала чепец, окруженная подносами, тарелками, сыром и колбасой, привезенными из города. Аксинья Михайловна, одетая по-праздничному, хлопотала кругом новых чашек и ложек, вынутых по этому случаю из сундука. На кухне поспевал громадный пирог.
— Здравствуй, дружок мой, — сказала Настасья Ивановна, целуя дочь, — скажи: слава тебе, господи!
Настасья Ивановна поведала об Анне Ильинишне.
— Насилу-то за ум взялась! — вскричала Оленька.
— Ну, а что Катерина Петровна! Жених что? Как ты порешила?..
Настасья Ивановна была немножко растеряна. Ей подали нарезать балык; Палашка несла зонтик, а в церкви уже оттрезвонили часы.
— Ничего… Я ничего не могла сделать.
— Но как же это так?.. Но Катерина Петровна, верно, будет сегодня говорить… Послушай… У нас никак дурен кофей… Неравно зайдет Эраст Сергеич… ведь он не кушает колбасы…
— Он не зайдет! — сказала Оленька.
— А что?
Настасья Ивановна остановилась.
— Так, ничего. Ведь он никогда к нам не ходит.
— Нет, он без тебя был. Но теперь, я думаю, уже не придет больше.
Оленька поглядела в свою очередь. Настасья Ивановна от конфузу развязала и опять завязала чепец.
— Он приходил… Так, мы немножко поговорили. Я думаю, он на меня сердит.
— За что? — спросила Оленька, и глаза ее загорелись любопытством… — Да вы не спешите; успеем.
— Он, как от Катерины Петровны приехавши, утром пришел. Ну, и говорил о женихе. И такой он прекрасный человек, говорит, и все… Ну, и уговаривал меня, чтоб я тебя за него отдала замуж. Я говорю: что же, насильно? Коли ты не хочешь. И поспорила. Ну, а он как будто рассердился. И так это мне грустно, Оля.
Оленька задыхалась. Ей хотелось несколько раз прервать Настасью Ивановну, но она не прервала.
— Хорошо, — только сказала она, — хорошо!
Лицо ее алело.
— Хорошо, Эраст Сергеич! Вы его, маменька, непременно позовите. Слышите ли, непременно.
— Да что с тобою, Оля?
— Ничего со мною. Слышите ли, позовите. Если только вы осмелитесь его не позвать. Чего вы стоите? Идите. Давно служат.
— А ты?
— Приду. Дайте платье переменить, все оттрепано, — отвечала Оленька и, глядя на обомлевшую Настасью Ивановну, захохотала. — Чего вы испугались? Зовите, говорю вам, Эраста Сергеича. Ведь я его бить не буду.
И, заливаясь смехом, она побежала на свою светелку.