Свидание

— Люди поговаривают, опять будет война, — проговорила она, вздохнув и разгрызая нитку. — Как там у вас, что слышно?

— Не знаю. Мало ли чего люди болтают, — ответила Зоя, пристально разглядывая картинку в журнале. — Ты мне мысочком скроила? Правильно.

— Как же болтают! — продолжала о своем Пелагея Ивановна. — А этот самолет сбили, писали во всех газетах, что разведку делал.

— Ну и что! Залетел и получил свое, — отрезала, нахмурясь, Зоя.

— Получил-то получил. Да больно далеко залетел.

— Высоко очень было, — объяснила Зоя. — Его ракетами достали. Теперь ракеты куда хочешь достанут. Захочешь, и до Америки долетят.

— Да, наука теперь пошла. Напридумывали люди… А как бы только это не во вред себе.

— Чудна́я ты, мама! — рассмеялась Зоя. — Говоришь, как старая-престарая бабка. В Москве люди даже и не думают об этом, живут спокойно.

Зоя захлопнула журнал и посмотрела на окно, словно старалась представить, как там люди живут в Москве. Сквозь тюлевую штору желто светились квадраты соседнего двухэтажного дома, в открытую форточку тянуло теплым сквозняком и доносился гомон улицы — шорох колес по асфальту, гудки. «Ведь я здесь в своем родном городе, в своем доме. Раньше рвалась по подругам, в парк, в кино, все было интересно. А тут никуда не тянет и никого не хочется видеть…»

— Что в Москве-то повидала? — спросила мать, перебрасывая на другую сторону материю.

— В кино ходила.

— Одна?

Зоя подняла ресницы и усмехнулась:

— Нет… Не одна.

— Ишь ты, скрытничаешь, — озабоченно оглядела ее Пелагея Ивановна. — Кто же он?

— Ах, мама! — вспыхнула Зоя. — Обязательно тебе надо. Ну, студент.

— Как зовут-то? Или тоже секрет?!

— Борис.

Пелагея Ивановна, прежде чем спрашивать дальше, прострочила большой кусок материи, деловито оглядела его со всех сторон, поворачивая к свету и приговаривая: «Миленькое платьице получится. Очень миленькое…»

— Ты с ним первый раз ходила или еще раньше? — обратилась она снова к дочери.

— Да что ты, мама! — отмахнулась Зоя. — Как следователь выспрашиваешь. Ну, не первый. Неужели тебе каждый раз докладывать?

— Зачем. Ты у меня умница. — Пелагея Ивановна задумчиво остановила машину. — Учится он, стало быть?

— Учится.

— В институте?

— В институте.

— Вот видишь, — загадочно протянула Пелагея Ивановна. — Ученым будет, — и, помолчав, добавила: — Все хотят быть учеными.

— Ты говоришь так, будто хочешь меня упрекнуть.

— Нет, нет, совсем не хочу. Я говорю, что люди разборчивы стали. Подавай что повыше, а кто будет работать?

— Что же, по-твоему, окончит Борис институт, разве не будет работать?

— Вот, вот. Будет работать. Только кем? Да я не про него, а вообще…

— А вообще — мы с тобой работаем. И Коля Басов работает, и в ателье у тебя работают.

— Верно, верно, — вздохнула Пелагея Ивановна, погруженная в свои какие-то мысли.

— Придумываешь ты все, мама, — сказала Зоя. — Борис простой парень, и что же, если у него способности и желание, что же — махнуть на это? В институте тоже нелегко учиться.

— Верно, верно, — повторила опять Пелагея Ивановна.

Совсем затихла улица. Вверху у пенсионерки Рябининой часы пробили один удар. Мать с дочерью стали укладываться спать. Пелагея Ивановна на никелированной кровати с блестящими шишечками, Зоя на диване.

Качался, бродил по окну далекий свет от уличного фонаря. Проносились, глухо урча, машины, заставляя подрагивать старые стены и железную кровать, на которой лежала Пелагея Ивановна. Она лежала и думала о Зое, которая растет, и вот уже парни вокруг вьются, и ничего тут, конечно, не поделаешь, но хочется, чтобы родную дочь не забижали, чтобы судьба у нее была складная. А Зоя в это время тоже еще не спала и думала про Москву, и хоть много разного нового открывалось ей в этом городе при каждой поездке, сейчас, после разговора с матерью, воспоминания шли особой цепочкой, сулящей что-то необычное и значительное.

…Блеск стекла и пестрый хоровод красок — синих, желтых, зеленых, розовых, золотистых, — да ведь это киоск на проспекте, цветисто убранный изнутри почтовыми открытками, марками, обложками журналов, фотографиями, значками. Детская стайка толпится у прилавка: девочек заворожили загадочно прекрасные лица артистов — Извицкая, Самойлова, Яковлев, Борисова… А мальчонка, высокий, в веснушках, изучает значки — сопит носом и хмурит брови.

— Вы не москвичка? Даю слово, девушка, вы не москвичка!

Зоя молчит.

— Как жарко! — парень набрал в легкие воздуху и поперхнулся.

— Я не понимаю, — проговорила строго Зоя, — милиционера позвать?

— Не надо, — добродушно ответил непонятный парень. — Не надо. Давайте знакомиться. Меня зовут Борис, я — студент, вот, если не верите, студенческий билет, — Он раскрыл перед ней зеленоватую книжку. — Неужели мы не можем познакомиться?!

— Зачем? — воскликнула возмущенная Зоя и назвала свое имя.

«Как глупо это у меня тогда получилось! — думала сейчас Зоя, лежа в постели. — Этот глупый вопрос: «Зачем?» Спросила и тут же назвала свое имя. Вот дура…»