Свидание

Николай перекинул ногу на ногу. Катает теперь по стальным путям в разные стороны, и два и три дня в рейсе, — в дорогах течет, в общем, жизнь. Заработки хорошие, можно бы еще. Да зачем? В дороге времени не замечаешь. А вот когда свободный, скучно. Ребята из школы, понятно, кто куда рассыпались. В депо у них была компания, да ему не понравилось: там все парами, и, если ты один, ты вроде только мешаешь.

— Чего же ты такой?

— Да вот уж так, сам не знаю… В кино, бывает, сходишь, театр разные постановки показывает. У нас в депо насчет культпоходов крепко поставлено. Как новая вещь — бегут, записывают. Можно быть в курсе. Семейные — те страх как любят стаями по театрам. А я, да и другие холостяки из депо, равнодушны.

— Отстаешь от жизни, Коля.

— Уж так получается, — вздохнул снова Николай. — Вот у тебя, наверно, другое, ты, наверно, все успела посмотреть.

— Да что ты! Ничего почти не вижу.

— Почти? Значит, кое-что видишь?

— Ну, пустяки какие-нибудь. Кино там разве, но тоже редко.

Николай удовлетворенно кивнул головой и снова стал рассказывать про депо. Агитируют его там десятый класс заканчивать. Чтобы потом на инженера готовиться. Ему пока это не светит. Ему пока и тут хорошо. Хоть заработок, хоть условия — лучше не надо. Тепловоз — это тебе целая лаборатория, вполне чистая работа, можешь каждый день нейлоновую рубашку надевать, не то что на паровозах. Он сейчас в помощниках ходит, но через годок, говорят, станет машинистом. Через годок — это уж точно, а может, еще и пораньше. У него по жизни свой план есть — стать машинистом, чтобы самостоятельность, чтобы ты как хозяин, потом посмотрит — можно и дальше, никто не помешает. У них организация богатая. Каждый год квартиры дают. Кто женится — сразу ключи ему, иди оформляй свой семейный уют. Он, если бы захотел, давно квартиру получил бы. Да ни к чему она, потому как разными удобствами редко придется пользоваться — все в рейсах. А старики привыкли к своему дому, их оттуда и домкратом не сдвинешь. Привыкает человек, как растение: где его посадили, где ухаживали, попробуй вытащи.

— Уж это верно.

— Уж это точно.

Николай придвинул свой стул вплотную к комоду, протянул руку к приемнику.

— Ну, я все размотал про себя, — произнес он, настраивая приемник на короткие волны. — Какие у тебя события?

— Все по-старому. Вчера прилетела, завтра улетаю.

— Опять в Москву?

— В Москву.

В приемнике глухо треснуло, зашипело, потом, все более проясняясь, поплыла музыка — скрипки грустно выводили танго.

— Тридцатый год, — небрежно сказал Басов и крутанул ручкой. — Я тебе откровенно скажу, — продолжал он, выискивая снова какую-то волну. — Самолеты, конечно… Скорость там и техника, но я бы не смог. Раз-два — и в Москве, раз-два — и в Казани. Вот тебе самолет. На тепловозе скорость тоже дай бог, но все же видишь, что вокруг делается, станции разные, города, деревни. А тут будто с закрытыми глазами едешь — мелькнет, и нету. Я так не люблю.

— Ой, Колька! — рассмеялась Зоя. — Любишь ты теорией заниматься. Людям быстрее надо, а ты разглядывать, что вокруг. Тут Москва, Казань, Астрахань, тут все города, новые люди — как же тебе не интересно.

— Ладно, города. Но от жизни не надо отрываться. Я все хочу видеть: где пашут, где сеют, где новую трубу на заводе ставят. Людей тоже, конечно. У вас в самолетах летчики. — Басов вздохнул. — Мы, конечно, скромнее, про нас думают — мы на земле. Хотя, если спокойно поглядеть, везде техника. У нас вот недавно какой случай, кабы не машинист — авария. А он сумел. И никакого тебе шуму, благодарность, правда, объявили.

— Только благодарность? — спросила Зоя.

— А чего же. Орден, что ли?

— Можно и орден, — задумчиво проговорила Зоя. — Почему не дать, если такой случай.

— Между прочим, этот машинист, я у него в помощниках. Случайно не был с ним в рейсе, — обиженно пояснил Басов.

— Можно бы и орден, — повторила Зоя.

— Там знают, что лучше, — снова обиженным тоном сказал Басов.

Они помолчали.

— Жара, градусов тридцать, не меньше, — вздохнула Зоя и посмотрела в окно.

— А там как?

— Где?

— Ну, в облаках, когда вы в самолете.

— Там в салонах кондиционированный воздух. А за бортом до двадцати холода бывает.

— Техника, черт возьми, — покачал головой Басов и тоже уставился в окно. — Ты сегодня вечером чего делаешь? Может, сбегаем в кинушку.

— В такую-то жару, Коля!

— Ну, в парк пойдем. Там лодочная станция теперь работает. Покатаемся на лодке.

— Не хочется что-то, Коля, — потупилась вдруг Зоя.

— Так и будешь целый день дома сидеть?

— А чего! Ведь маме надо помочь. Всяких дел полно, — Зоя подняла свои ресницы, и Николай увидел в ее глазах тайную задумчивость.

— Смотри, тебе виднее.

— Да, Коля, ты извини.

— Чего там, бывай, — сказал он, вставая и озабоченно оглядывая Зою. — В Москве, наверно, интереснее — летчики, штурманы… Тебе теперь тут провинция.

— Ой, Колька, — вздохнула устало Зоя. — Ты в самом деле без теории не можешь.

— Это я так, между прочим, — сказал Николай, стараясь придать голосу холодноватые нотки. — Раньше ты была проще. И кино тебе не казалось жарким.