Свидание на Аламуте

– Иди. Наступишь на змею – умрешь. Наступишь на уголь… больно будет! Иди! Дойдешь до конца – вагри будешь!

Мирикла пошла. Она до сих пор помнит, как все ее существо обратилось в сплошной нерв. Уши стали ее руками – ими она на слух ощупывала ближайшие поверхности, отмечая пустоты и выступы. Странно, она никогда раньше так четко и выпукло, со всеми звуками, не ощущала мир и с такой точностью не слышала отраженный звук своих шуршащих шагов. Она, как летучая мышь, словно бы испускала ультразвук и шла, ориентируясь по его сигналам. А на босых ее ступнях появились глаза; занося ногу, она уже ВИДЕЛА, что под ней – свернувшаяся клубком, устало шипящая змея или алеющие угли. Второе ощущалось по жару, а первое… а первое – по холоду смерти.

Она тогда прошла. Какое-то чувство остановило Мириклу от самого последнего шага, и тут же две руки схватили ее за плечи, отдернули назад и сорвали с ее головы покрывало юбки.

Она стояла над обрывом. Полсотни метров, петляя, она прошла по пространству, усеянному углями и лениво свивающимися клубками гадюк.

Так она стала настоящей вагри…

Медный знал – первое время будет паника, чувство страха. Грохот автомобилей над головами будет ощущаться так близко, будто они идут по разделительной линии шоссе; лужа, в которую угодит нога, будет казаться страшным болотом. Потом организм переключится, и участники перейдут грань… они станут по-другому воспринимать мир. Они избавятся от его неприятия, станут сильнее.

Так и случилось. Процессия подошла к концу пляжа, ограниченного кустарником. Вот и край парка отеля, вот и пролом в заборе… Они начали обход карьера. Когда вошли под тень автострады, послышались приглушенные взвизги, кто-то дернулся из процессии вбок – испугался близости машин, их бензиновой гари, ветерка. Потом Медный вывел группу на дорожку искусственной травы – ее пласты они с Мыколой накануне уложили на дощатые настилы, образовав двадцатиметровой длины невысокий помост. Цепочка колыхалась, несколько раз останавливалась.

Затем группа спустилась вниз, и тут началось самое интересное. Когда первый же идущий, высокий швед, ступил и провалился ногой в прохладный ил, он не выдержал и выкрикнул: «Oh, schit!»; потом в иле оставила свои туфельки какая-то экзальтированная дамочка из Санкт-Петербурга, а после захлюпали сланцы китайцев… Дети восторженно визжали.

Группа остановилась. Патрина и Валисджанс, давясь от хохота и стараясь соблюдать положенное молчание, разыскали в иловом болотце обувь, и процессия двинулась дальше.

Всего с момента выгрузки из красного автобуса (это был экскурсионный «вольво» шведов, которые первые, после переговоров с Валисджанс, изъявили горячее желание участвовать) прошло немногим больше двадцати минут. Но Медный знал, что большинству кажется, что они ходят уже около часа. Веревочное путешествие всегда кажется длиннее, чем оно есть на самом деле.

Их ждал сюрприз.

Через пять минут Валисджанс непривычно звонким голосом скомандовала снять повязки. А Медный шепнул то же самое на ухо русской туристке.

Раздались крики изумления и восхищения. Наверно, никак иначе нельзя было отреагировать на картину, открывшуюся перед ними. Люди стояли в самом низу огромной песчаной чаши; ничего знакомого вокруг не было – ни отеля, ни пальм, только синяя крышка неба и абсолютная, звенящая в ушах тишина. Будто необъяснимый взрыв уничтожил все вокруг, оставив эту воронку, и опустил их туда. Все заговорили, причем одновременно.

– Боже мой! Я думала, вы нас по шоссе ведете! Куда мы попали?! Где наш отель?! Я вас умоляю, вы нас только выведите отсюда… Фантастика просто!

Это сдавленно произнесла русская дама из Питера. Немецкие туристки вертели коротко стриженными головами, роняли «Das ist fantastish!» и старались прикинуть расстояние до отеля. Бесшабашные шведы хохотали, показывая Медному большой палец. Китайцы улыбались, но очень неуверенно, и озирались по сторонам, словно выбирая, какой склон им штурмовать… Дети кинулись к Мирикле.

– Мири, Мири, а мне казалось, что меня по пустыне верблюд везет, что на верблюде еду! – возбужденно говорила девочка. – И ни капельки не страшно было! Мири, а мы где? Почему ты нас сюда раньше не водила?

– Долово! Долово!!! – подпрыгивая в песке, выкрикивал малыш.

К Мирикле подошла Патрина. Пончо она сняла, и под ним оказалась белая рубашка, потемневшая от пота; на лбу тоже блестели капли.

– Устала? – усмехнулась женщина, поправлял волосы на лбу девочки.

– Да. Последние все время отставали, – коротко ответила та. – Я постоянно их подталкивала. Немного.

Медный поднял руку. Восклицания, вопросы стихли. По меньшей мере двадцать с лишним пар глаз устремились на него. А он, как гуру, взобрался по песчаному откосу чуть повыше, сделал приглашающий жест для Валисджанс, и она, слегка покраснев, выступила вперед, с вызовом глядя на аудиторию. Среди шведов раздались отдельные, явно одобрительные восклицания.

Медный начал говорить по-русски, тщательно дробя фразы на куски и делая паузы. Валисджанс, тряся своей лохматой головой, переводила все это на английский.