Свидание со смертью

Итак, Доннер наблюдал и учился. Быстро промелькнули годы, неразличимые в своем однообразии. Днем Доннер продолжал бороться, а вечером — смотреть телевизор. Не замечая надоедливой болтовни матери, он сосредоточивался на сверкающем экране. Он быстро научился говорить на американском языке. Он чувствовал, что этот язык всегда жил в нем. Нужно было лишь научить язык произносить слова. Одновременно он изо всех сил старался забыть испанский, но не мог изгнать его из головы. В конце концов он признал свое поражение. Испанский останется с ним на всю жизнь, как какое-то жуткое родимое пятно, которое лишь он один может увидеть в зеркале.

В пятнадцать он ушел из дома, просто выскользнул незаметно на улицу, пока его мать была в церкви. Он вовсе не планировал побег. Просто проснулся воскресным утром и понял: пора. Уложил кое-какие вещи в спортивную сумку и ушел, не потрудившись даже закрыть за собой дверь. Не озаботился он и тем, чтобы написать записку: мать поймет, что он ушел навсегда, когда увидит разбитую рамку и порванную фотографию блондина, изуродованную осколками стекла. А если она решит, что это всего лишь недоразумение, ей достаточно будет заглянуть в коробку из-под леденцов, где она хранила деньги на хозяйство. Стоит ей туда заглянуть, и она все поймет раз и навсегда.

В тот первый вечер самостоятельной жизни Доннера подвезла некая дама в «Кадиллаке-Эльдорадо». Он до сих пор помнил ее — светлые мягкие волосы, загорелую морщинистую кожу на шее и как кроваво-красные ноготки выбивали нервную дробь на рулевом колесе.

Она спросила, как его зовут. Он совсем было собрался произнести «Хосе», но с губ невольно сорвалось «Уолли».

— Уолли? Здорово.

— Да, мэм, благодарю.

Но это было только начало.

Она пожалела его, такого большого и крепкого парня, совершенно одинокого в этом мире, и ее сочувствие приобрело форму приглашения. Она решила, что было бы неплохо, если бы Доннер погостил у нее пару дней.

Пара дней превратилась в месяц, и Доннер узнал кое-что новое и весьма интересное о своем теле, нечто, о чем прежде он лишь смутно подозревал. Теперь, размышляя об этом эпизоде с высоты лет, он понимал, что старая хрычовка получила гораздо больше своих денег. Но как бы то ни было он ушел от нее с тремя тысячами баксов в кармане, что составило сотню в день. Он знал, что стоил таких денег и даже гораздо больше.

Он стал переезжать из города в город и понял, что всегда найдется кто-то, готовый его поддержать. Другими словами, сунуть в джинсы небольшое количество зеленых за вовремя оказанные услуги. И все же иногда случалось, что поток «пожертвований» иссякал, так что, как всякий хороший предприниматель, Доннер переключился на другой вид работы. Чаще всего это называют «вооруженный грабеж».

Первое свое убийство он совершил в Джексон-Хоул, штат Вайоминг, когда продавец винного магазина полез под прилавок за обрезом. Это была его роковая ошибка. Память о том случае до сих пор жила в нем, словно ласкающий душу стоп-кадр. Громоподобный удар выстрела, забавной формы кровавое пятно, растекающееся по линялой ковбойке, и выражение удивления на лице, прежде чем парень рухнул навзничь, прямо на стеллаж уцененных вин.

— Мы готовы! — крикнула Консуэла, прервав поток мыслей Доннера.

Он выдавил улыбку.

— Так чего же мы ждем? — Он отшвырнул сигареты и открыл дверцу «эконолайна». Салон выглядел удобным, манящим: на полу лежал ворсистый коврик, сиденья были обтянуты плюшем, заднее стекло и окна машины были приятного желтоватого цвета. Если даже кому-то из семейства Мадера что-то и показалось странным, он не подал виду. — Поехали, — сказал Доннер, делая им жест приблизиться. — До границы путь неблизкий.

Кинув быстрый взгляд на лачугу, Консуэла пошла по заваленному мусором двору — остальные последовали за ней. Свой скудный скарб они несли в тряпичных узелках. Мигель попытался было спрятать пса в многочисленных складках собственной одежды, но тощее тельце продолжало извиваться, а розовый язык то и дело норовил лизнуть жирную физиономию хозяина. Доннер решил, что лучше взять собаку с собой. Зачем поднимать шум, когда от нее легко можно будет избавиться, стоит лишь пересечь границу. Семейство загрузилось в автомобиль в почтительном молчании. Наконец все расселись. Тогда Доннер плотно закрыл зверь и вставил ключ в зажигание.