Свидание у алтаря

Она поняла, как глупо было думать, что она и есть его единственная жизнь. Со временем другие — может быть, не жена, но дети — займут ее место в его сердце. Любовницей всегда можно пожертвовать. Это и дураку ясно.

Наконец-то она поняла свою мать.

Никогда еще она не чувствовала себя такой уязвимой в объятиях Гэвина.

Она принимала его поцелуи, но не сделала ни одного движения в ответ. Ее реакция встревожила его. Это была не та Сара, которую он знал. Она ставила крест на нем, на них.

Он должен внушить ей уверенность в том, что он всегда будет с ней. Тогда она останется с ним.

Постепенно его поцелуи стали более осознанными. Он знал, что ей нравится. Вопреки своей воле она начала отвечать на его ласки, и он мог вздохнуть с облегчением. Бейнтон взял ее на руки и отнес в спальню.

Она обняла его руками за шею и зарылась лицом ему в плечо.

Снова, как уже много раз прежде, они разделись в темноте спальни. Сара целовала его с нарастающей страстью, словно она тоже не хотела его отпускать.

Он уложил ее на постель. Их постель. Он не мог себе представить, чтобы ее не было здесь с ним. Он жил ради таких моментов, как этот, когда она была рядом.

Ее тело открылось ему. Он благодарно скользнул в нее. Нет ничего лучше, чем Сара в его объятиях. Его прекрасная, трепещущая Сара.

Гэвин начал движения, желая доставить ей радость, убеждая ее в своей любви самым интимным из всех способов. Он сделает все, что в его силах, чтобы почитать ее. Это ведь так просто. В ее руках его сердце…

Он почувствовал на губах вкус ее слез.

Она отдавалась ему, но отдавалась молча и неподвижно, и теперь он понимал почему.

Но, Бога ради, он не мог остановиться. Только не сейчас.

Тогда он стал двигаться за двоих. Он был настойчивым и твердым. Она должна ему доверять. Он сделает для нее все, что в его силах. Ей нужно верить в него… И все-таки он тоже понимал, что так не получится.

Некоторые женщины кичатся своей независимостью. Им не нужно ублажать мужей или любовников. Сара такой не была.

Некоторые мужчины, в свою очередь, могли легко разделять нити своей жизни. Им было несложно по частям отдавать себя многим и при этом выглядеть так, словно их это вполне устраивает.

Гэвин был не такого сорта. И Сара не должна соглашаться на меньшее место в его жизни.

Он понял это, когда почувствовал ее разрядку и вместе с ней дошел до своей. Это было не просто животное совокупление. Для них это никогда так не было. Когда он держал ее в объятиях, когда он соединялся с ней, это было так, словно сливались их души. Словно они становились одним целым.

В такие моменты полного удовлетворения он понимал ее чуть ли не лучше, чем самого себя.

Они долго лежали в объятиях друг друга.

А потом она сказала:

— Я отменю пьесу.

— Нет, завтра вечером премьера. Ты не можешь сейчас остановиться. Твоя пьеса очень важна.

Она помолчала, а потом прошептала:

— Нет, Гэвин, теперь уже ничто не важно.

— Доверься мне, Сара, — это была его последняя мольба.

Тогда она повернулась к нему.

— Я не могу быть твоей второй женщиной, Гэвин. Я знаю, что это за жизнь, и я не буду так жить.

Он резко сел в постели, провел рукой по волосам. Сердце в его груди давило, словно тяжелый камень. Он знал, что она приняла решение.

Пока он одевался, она не сказала ни слова.

Он постоял в футе от кровати, надеясь, что она позовет его, и зная, что этого не будет. Перина, на которой они лежали, обнявшись, казалась теперь холодной и пустой, если не считать ее рассыпавшихся по подушке сияющих волос.

— Ты покажешь премьеру, — сказал он. — Это твое будущее, Сара. Ты должна использовать эту возможность.

С этими словами он вышел.

Дойдя до лестницы, он услышал ее плач. Его сильная, жизнерадостная Сара. Она была сломлена.

Он вышел из дома так поспешно, словно за ним бежали все гончие ада. И может быть, так оно и было.

Глава восемнадцатая

Гэвин не отправился домой в Менхейм. Он шел и шел по пустынным улицам Лондона. До рассвета было еще около часа, но время потеряло для него всякое значение. Он даже не заботился о том, куда идет.

Наконец он обнаружил, что стоит перед входом в свой клуб. Он вошел внутрь, кивнул стюарду и прошел в столовую. Ему пришло в голову перекусить. Он не был голоден, но понимал, что должен хоть что-то сделать.

Сегодня ему предстоял длинный день. Как всегда, служба, а потом, конечно, он будет на премьере. Он оплатил самую дорогую ложу. Она хотела просто отдать ему ее, но он настоял на оплате.

Она могла тоже настаивать, но билетами распоряжалась ее подруга, леди Болдуин, сама бывшая актриса. Она была рада принять у Гэвина деньги за ложу.

Теперь он не понимал, как он переживет этот вечер. Он сидит близко к сцене. Он будет видеть каждый ее жест и знать, что она его покидает.

Он сделает это для Сары. Их связь была всем слишком известна, и его отсутствие в театре было бы замечено. Ее пьеса не должна пострадать из-за их личных отношений.