Свидание в Санкт-Петербурге

— Но новые пистолеты непомерно дороги, а моя нужда в них крайне редка, знаете ли… Я человек невоенный. Может быть, у вас найдется пара приличных пистолетов за умеренную цену?

— У него одна рухлядь! Не верьте ему, — раздался голос чернобрового, который уже стоял рядом, опираясь на саблю и заглядывая через плечо франта. — Он пистолеты знаете как собирает? От одного ствол, от другого кремневой винт, скобу ставит черт знает из чего…

Ринальдо добродушно рассмеялся, видно, он не относился всерьез к критике чернобрового.

— Грех вам, Яков Пахомыч. Уж сколько я вам всего перечинил, и пистолеты, и шпаги, и фузеи. Этот человек знает толк в оружии, — обратился Ринальдо к франту. — У него и кистени разных видов имеются, и перначи, и буздыганы!

— Откуда у вас такое богатство? Сейчас это уже экзотика.

Яков Пахомыч небрежно улыбнулся.

— Занесла меня нелегкая в Москву, и квартировал я там у старушки в Таганной слободе. Старушка, вдовица стрельца, казненного Петром-батюшкой, — голос его снизился до шепота. — Так у этой богом забытой старушки на чердаке хранился под соломой целый арсенал. Купил за бесценок. Однако все оружие требует починки…

— Так несите, — с готовностью сказал Ринальдо.

— Как бы не так! Ты ведь меня как липу обдерешь. Где я тебе столько деньжищ возьму?

— Ладно, починю я вам пистолет, — обратился хозяин к франту. — Орнамент больно хорош, французская работа. Канфаренный тон, правда, вытерся, позолоты никакой не осталось, но ведь реликт! Однако курок я вам поставлю самый простой.

— Соглашайтесь, — немедленно отозвался чернобровый. — Зачем вам курок в виде птицы? Только отвлекает внимание и режет пальцы. Оружие должно быть удобным!

— Вы думаете? — Франт слушал с явным удовольствием.

— Ну конечно! Вся эта гравировка, чеканка, финтифлюшки всякие хороши для парада. Нацепит шпагу или палаш, гарда алмазами украшена, а сам оружием пользоваться не умеет! О, глупость людская! А эта дурацкая привычка все совмещать! Вообразите, у меня есть пистолет, между нами, в карты выиграл, так он совмещен… с чем бы вы думали? Ни за что не угадаете! С чернильницей и подсвечником. Пистолет должен стрелять, а здесь экое малоумие: подставка в виде ноги, курок вмонтирован сверху, чернильница присобачена сбоку и откидной подсвечник. Раздражает меня это сооружение несказанно. Держу в доме только как курьез. Рад бы избавиться, проиграть, но, — добавил он со смехом, — как назло стало везти в карты…

— А не продадите ли вы мне сей курьез, — умоляюще проговорил франт. — Очень люблю этакие остроумные штучки. Пишу, знаете ли, много, стреляю мало…

— Продам, и с огромным удовольствием. Только с полной чернильницей пистолет сей за поясом не носите. Порох подмокнет — шут с ним, но ведь порты в чернилах можно изгваздать.

Оба меж тем вышли на улицу и остановились под вывеской, чтобы докончить разговор.

— Разрешите представиться… Лядащев Василий Федорович.

— Весьма рад знакомству. Поручик Яков Бурин.

— Так вы разрешите заглянуть к вам за пистолетом?

— Извольте. Сегодня я занят, а завтра…

— Часу в пятом вас устроит?

Со всей охотой Бурин сообщил Лядащеву свое местожительство, и, чрезвычайно довольные друг другом, они расстались.

На следующий день прежде чем посетить поручика Бурина Лядащев опять наведался в оружейную мастерскую. Разговор его с Ринальдо был коротким, но оружейник после него выглядел предельно озабоченным и добрых полчаса шарахался от каждого клиента, словно ожидал от него какой-то каверзы.

Жилище Бурина найти было мудрено. За сорок лет существования столицы этот ее угол успел прожить и юность, полную надежд, и прекрасный зрелый возраст, когда надежды осуществились в виде двух деревянных особняков, которым окраска придала вид каменных, и полную дряхлость, когда один из особняков сгорел, а другой разобрали и увезли неведомо куда. Грязный переулок утыкался в парк, который опять стал осиновым лесом. Прихотливая тропинка нескоро вывела Лядащева к дому. Перед крыльцом стоял полный мусора фонтан с кривой трубкой и гипсовым крылом ангела или птицы, угадать было уже невозможно. Высокая щелястая лестница была засыпана толстыми, как гусеницы, осиновыми сережками.

Бурин снимал угловые комнаты с выходом окон на реку Мью. Темное, сыроватое, скудно обставленное помещение, на полу лоснящийся войлок, на стенах вышитые бисером незамысловатые пейзажи в рамочках, за иконостасом засохшие бессмертники. Однако Бурин никак не стеснялся своего убогого жилища, и это понравилось Лядащеву. Вообще, хоть он и не хотел себе в этом сознаться, поручик был ему чем-то симпатичен.

Приобретенное у вдовы стрельца оружие оказалось против ожидания кучей металлического лома, небрежно сваленного в углу. Но это тоже не смущало хозяина. «Будут деньги, все починю и все продам», — говорил он небрежно и тянул из кучи, чтобы показать гостю что придется.

— Меч… Вы посмотрите какой! Выправить, отчистить — ему цены не будет. А это булава — и никаких украшений! Здесь кистени у меня… Я не люблю русское оружие, но знаю людей, которые его очень ценят.