– Нелогично. Ландыш скрывается от них уже несколько месяцев. Потому и записал кассету. Я-то понимаю, что все это фуфло! Киллер разоблачает своих хозяев! Ландыш, конечно, классный стрелок, но он ничего не понимает в современной жизни. Думать, что кассета сохранит ему жизнь! Это только до первого поворота…
– Но Николай – порядочный человек!
– Извините! Порядочный человек не будет квасить кассету, где киллер рассказывает о подробностях убийств, которые он совершал, и называет заказчиков…
– Как должен поступить порядочный человек?
– Незамедлительно передать кассету правоохранительным органам, – иронически произнес Борцевой.
– А если он дал слово?
– Кому? Киллеру? Будет ждать, когда кто-нибудь попортит киллеру шкуру и лишь тогда, согласно данному слову, выступит с кассетой наперевес?
Несмотря на напряженный разговор, Борцевой поглощал блюдо с аппетитом. Или наедался на всякий случай?
– Об этом я судить не берусь. Николая арестовали вскоре после того, как кассета была снята. И возможно…
– Извините, но я тоже знаю Николая. Он прагматик. Взять материал умеет – это верно. Но и отдает его не за понюх табаку! Ему нужна ситуация, нужен эффект. Доснимался!
– Значит, местонахождение кассеты вам неизвестно?
На десерт Роману Анатольевичу принесли нечто из фруктов со взбитыми сливками, и он помедлил с ответом.
– Я, по-моему, сказал очень внятно.
– Хорошо. Я это понял. И надеюсь, наш разговор останется только нашим разговором.
– Я подумаю над вашим предложением. – Борцевой смотрел на него поверх своих дымчатых очков.
– А и думать не нужно, – Гордеев ответил ему таким же взглядом, хотя очков на его носу не было.
– Ну почему же? Если мне это будет выгодно… Не один ведь Новицкий – прагматик…
– Вас понял. – Гордеев потихоньку пил свой десертный напиток, джулепом они его здесь обозвали, что ли. – Но о прагматике здесь придется забыть. Сами ведь видите – прагматик может угодить в тюрьму, и это еще не самый худший вариант…
– Я очень не люблю угрозы, – сказал Борцевой, доедая свои сливочные фрукты и промакивая рот салфеткой. – И еще больше тех, кто угрожает.
– А это не угрозы. – Гордеев улыбнулся. – Обмен информацией. Я себя в долгу перед вами не считаю. Про «зауэр» я вам сказал совершенно честно, а теперь еще скажу то, что вы до сих пор, может быть, не знаете. Братва до сих пор интересуется, куда делись деньги общественного телевидения.
Салфетка от лица Борцевого свалилась на стол.
– Да, вы не ослышались – братва. У них есть большие сомнения, что во всем виною – менты и прокуратура. По их подсчетам выходит, что немало бабок находится в чьих-то цепких ручонках. А уж они-то, как вы можете догадаться, не примут никаких оправданий…
– Какая мерзость! – с отвращением сказал Борцевой. – По вашей речи и поведению понятно, что вы воспитывались не в подворотнях и образование у вас чуть больше, чем школа рабочей молодежи…
– И?
– Я услышал много нравственных сентенций, а закончили вы пошлейшими угрозами. Братвой пугать? Неужели вы думаете, что вы, поигрывающий в интеллигентность человек, с ними договоритесь?! Да, в интеллигентность можно играть, но к ворам вы не подстроитесь – и надеяться не стоит!
– Извините, но не они меня послали. Я честно изложил вам то, что мне нужно от вас. Почти ничего не узнал…
– Но я вам также вполне честно сказал, что не знаю, где эта кассета. Попросите свою братву о помощи. Или пусть вам Ландыш еще чего-нибудь наболтает – на новую!
– Я уже не об этом. Сейчас мне важно быть уверенным только в одном: наш разговор остается разговором между нами. То, что нас видели вместе, ничего не значит. Главное, о чем мы говорили. Вы не мешаете мне, я не мешаю вам.
Видя, что Борцевой медлит и хочет еще что-то предложить, Гордеев постучал ложечкой по своей чашке.
– Не надо слишком задумываться. Я же вижу, как вы цените все красивое. Костюм. Галстук. Очки, часы, автомобиль. Обед, наконец. И в мои цели не входит мешать вам жить в мире прекрасного… А от братвы ведь и на нарах не спрячешься… Там любят эстетически утонченных…
Гордеев, как только мог гадко, улыбнулся.
– Мерзавец! – бросил ему Борцевой. – Хамский холуй!
– Ах, Роман Анатольевич, Роман Анатольевич, – покачал головой Гордеев. – Вы даже ругаться не умеете…
Однако последние слова Борцевой уже не услышал. Вылетев на улицу, он заскочил в свой лимузин и умчался.
Гордеев было поднес к губам бокал с остатками своего джулепа, но тут позади него раздался поющий голос:
– Юрий Петрович! Долго смотрела – вы это или не вы? Из гостиницы почему-то пропали…
Гордееву не пришлось даже оборачиваться.
Перед ним явилась – собственной персоной – Джуси Фрут.
Глава 31. ДНЕВНОЙ СТРИПТИЗ, НОЧНОЕ БДЕНИЕ