Почему-то смутно стало на сердце от ее новизны.
- Что случилось? - гаркнул Саша за спиной.
- У меня короткая информация, - тихо сказала Зиночка. - Я выхожу замуж.
- С ума сошла! - воспротивился Томин всем существом.
- Ты тоже считаешь это помешательством, Павел? - обернулась она к Знаменскому.
Тот отрицательно покачал головой. Голос все же отказал.
- Нет, ты понимаешь, что ты делаешь? - негодовал Томин. - Была дружба, была нерасторжимая тройка! Как мы вместе работали!
- И останется дружба, останется тройка! И будем вместе работать!
Томин присвистнул:
- До нас ли теперь! Друзей покидают за порогом загса.
- Шу-урик! - с ласковой укоризной Зиночка взъерошила ему волосы. - Таких друзей не покидают. И я не представляю, чтобы мой муж не стал вашим другом тоже.
- Ее муж!.. - перекривился Томин. - Просто слышать не могу!.. Кто он наконец?
- На днях познакомлю.
- Видал, Паша? Мы даже не знакомы! Заводит роман, не спрося нашего мнения, не показав хоть издали! Я вот уверен, что он тебе не пара!
Возможно, Томин чуть-чуть утрировал свое огорчение. Но чуть-чуть.
А Пал Палыч переживал чувство потери. Уже окончательной. Год назад состоялось между ним и Зиночкой последнее интимное объяснение. Она, не обинуясь, признала, что есть кто-то... еще не наверняка... но она надеется, что тот самый, кто ей нужен. Знаменский не раз спрашивал себя - не ее оправдалась ли надежда. Сегодня получил ответ. Знал, что к тому идет. И все-таки, все-таки!..
- Ладно, Саша, уймись, - сказал он вполне, как ему представлялось, невозмутимо. - Мать переполошишь.
Томин приглушил громкость, но не унимался:
- О, женщины! О существа, которые...
- Имеют обыкновение выходить замуж, - подхватила Зиночка, не скрывая улыбки.
- Паша, быстро мне рюмку коньяку! Внизу в книжном шкафу. Одной рукой неудобно... Спасибо. Это я за собственное здоровье... Значит, бесповоротно? Любовь, семья и прочее?
- Да что ты так уж раскипятился?.. Пососи лимонную корочку, Тамара Георгиевна унюхает.
- Во-первых, глубоко возмущен твоей скрытностью. Во-вторых, зол на себя: недоглядел. Ничего себе, сыщик! И, в-третьих, честно и откровенно ревную. Если уж приспичило замуж, почему не выйти за меня или Пашу?
- Ты не сватался.
- Убить меня мало.
Все это уже сбивалось на водевиль, и Пал Палыч предложил поздравить Зиночку по-человечески.
- Ррр... Сейчас не могу. Остыну - поздравлю.
- Ну остывай. Я пока позвоню.
- Постой! Были ЗнаТоКи. А теперь?
- Клянусь не менять фамилию.
- И на том спасибо, - буркнул он ей вслед.
* * *
Утро туманное, утро сырое. Граф порезал лапу о стекляшку. От вчерашнего пиршества тело тяжелое. От Зиночкиного счастья грустно. И опять, опять незваный Власов!
- Мешки под глазами, плохо спали, Игорь Сергеевич?
- Практически не спал. Я много передумал, прежде чем прийти.
- Всю ночь не спал, много думал и окончательно решил?.. - Паша как в воду смотрел.
- Да. Окончательно.
- Свидетель подает в отставку. Это я почти знал. Что же, рассказывайте.
- Не хочется говорить. - Он достал из кармана листок. - Прочтите.
"Старшему следователю Управления внутренних дел г. Москвы тов. Знаменскому П. П. Заявление. От гражданина Власова, проживающего... Я привлекаюсь в качестве свидетеля по делу Д. К. Платонова, который избил на улице человека. По этому делу я не могу быть объективным свидетелем, так как..."
Знаменский пробежал текст до конца, вздохнул, отложил. Все встало на свои места.
- В вашем заявлении нет главного, Игорь Сергеевич.
- Я написал все.
- Вы не написали, почему пришли. Ради кого? Ради себя, ради него, ради торжества справедливости?
Власов выглядел постаревшим, был серьезен, лишен стремления подкалывать следователя; отвечал добросовестно:
- Не терплю, если я кому-то обязан или должен. Ни отдельному человеку, ни обществу.
- Не честнее ли сказать: мне стало стыдно. Вы ведь, в сущности, пришли исповедаться.
- В отпущении грехов не нуждаюсь. Просто мой принцип - всегда платить по счетам.
- Э-э, бросьте, Игорь Сергеевич! Не такой вы рационалист, каким стремитесь выглядеть... Пожалуйста, могу зарегистрировать заявление, поставить входящий номер, и когда понадобитесь - вас вызовут. Устраивает? Насколько вижу, нет. Тогда вот как! - Пал Палыч разорвал листок и бросил в корзину. - Вам стало невтерпеж, и надо облегчить душу. Так что говорите.
Хруст пальцев.
- Неприятно.
- А мне? Ведь каждый день я призываю людей признаваться в чем-то постыдном и мучительном.
- У вас привычка.
- Все равно неприятно. Но нужно. И часто больше-то нужно не мне, а тем, кто сидит тут напротив.
- Я... все написал.
- Нет, этого мало. "Шесть лет назад совершил аналогичное преступление... о нем никому не известно..." Нам обоим нужно без канцелярщины, человеческим языком.
Власов беззвучно пожевал губами. Слов во рту не было.
- Давайте я начну за вас. Шесть лет назад цвела сирень, был вечер и теплый ветер трепал рыжие волосы красивой синеглазой девушки.
- Положим, вечер был прохладный.
- Прохладный ветер трепал рыжие волосы. Вы подошли и сказали: "Как жаль, что вы ждете не меня!" Она ждала другого.
- Да. Но многое было иначе, чем с Платоновым. Только вот постепенно...