Свидетель

— Угу. И запишет суд в решении: учитывая, что потерпевший получил тяжелую травму черепа, показаний его недостаточно для вынесения приговора.

— Свинство! Держи бульдожьей хваткой своего единственного!

— Погоди минутку, при тебе лучше думается… Если сделать так: с помощью этой папки я привожу в чувство хулигана Платонова и сразу устраиваю им очную ставку. Только шиворот-навыворот?

Кибрит кивнула одобрительно: поняла.

— А инструкции побоку?

— Побоку!

— Ну-ну… Желаю удачи.

— Стоп, сударыня. Юбка сантиметров на двадцать короче твоей — это как?

— Довольно вызывающе.

— И подтверждает сомнительность морального облика девушки?

— Ну-у, Павел, что за ханжество!

8

Пал Палыч задумал простенький, но остроумный трюк.

На обычной очной ставке свидетель рассказывает и уличает преступника. Шиворот-навыворот — это заставить самого подследственного все рассказать и признать вину. Куда тогда деваться колеблющемуся свидетелю? Опровергать преступника вопреки всякой логике?..

Власов принял приглашение в Бутырку с болезненным любопытством. По пути они обменялись считанными незначительными фразами. Свидетель был напряжен.

В тюремной проходной, пока Знаменский заполнял пропуска, внимательно прислушивался к непринужденной болтовне его с дежурной:

— Ниночка, что вас давно не было?

— Экзамены сдавала, Пал Палыч. Последняя сессия.

— Так что скоро нас покинете?

— Может, когда и встретимся. Я ведь юридический кончаю. Кабинет хотите в тени или на солнышке?

— На солнышке.

Все еще держалось неурочное тепло, но могло сломаться в одночасье, и как тогда пожалеешь, что забивался в тень.

— Ниночка, Игорь Сергеевич пока побудет у вас. Я подготовлю очную ставку и позвоню.

— Будет сделано, Пал Палыч.

— Уж потерпите, Игорь Сергеевич, четверть часика. Специально для вас свежие журналы захватил. Хотите?

Тот взял и угрюмо проследил за процедурой прохода Знаменского внутрь через автоматические решетчатые ворота. Вот они лязгнули железными челюстями. Знаменский скрылся.

— Курить здесь можно?

— Да, пожалуйста, — разрешила Ниночка.

Власов свернул журналы в трубку, подошел к ее окошку.

— Не думал, что в городе может быть такая тишина.

Тишине новички обязательно удивлялись.

— Такой и в лесу нет. Это стены. Весь шум съедают.

Власов помолчал, слушая невероятную тишину. Ниночка с приветливой улыбкой ожидала вопросов.

— Хороший следователь? — кивнул Власов вслед Знаменскому.

— Пал Палыч замечательно талантливый! И очень душевный!

Власов догадливо усмехнулся: вы, голубушка, к нему неравнодушны. Та потупилась, но произнесла твердо:

— Это не я, это сами заключенные говорят!

— Да? Нелепо!.. И вы тоже. Сидите, как страж в преддверии ада. Кому тут нужна хорошенькая девушка?

Подобные замечания Ниночка тоже не раз слышала. Бывалые же люди считали, что именно такая и нужна.

Она уйдет — найдут взамен похожую: улыбчивую и хорошенькую.

(А со Знаменским они действительно встретились. И даже немного поработали вместе. И то было самое счастливое время ее короткой жизни… оборванной ударом ножа.

История описана нами в повести «До третьего выстрела»).

9

Между тем Пал Палыч энергично обрабатывал Платонова. Тот изо всех сил старался вникнуть в акт экспертизы и разложенные на столе таблицы. Чтобы лучше понять, бормотал вслух:

— «Место кровоподтека на лице потерпевшего соответствует удару, нанесенному человеком, выше его ростом, а именно…»

— Ваш рост, верно?

— Ну и наворочено в этих таблицах…

— Специалисты работали. Кому бы другому я и показывать не стал — слишком сложно. Но вы человек неглупый, с полувысшим образованием… — польстим, слицемерим, плевать, абы проняло.

— Понятно, — утер лоб Платонов. — А тут что?.. «Наиболее вероятно, что удар нанесен правым сжатым кулаком руки, чему соответствуют расположение, конфигурация… расположение, конфигурация и глубина гематом… смотри таблицу шесть». Это ж надо!

— А вот тут вычислено соотношение между углом удара в челюсть и тем, где на затылке потерпевшего образовалась ссадина при падении. Ссадина небольшая, обратите внимание.

Платонов круглил глаза, из которых испарилась наглость. С него уже и в камере спесь сбили, да еще следователь с победоносным видом вывалил заумные свои бумаги…

— Значит, что же мы имеем, гражданин майор? — озабоченно спросил он. — Против меня девчонка. Этот, который с сотрясением. Длинный свидетель. И плюс вагон науки… А кто же за меня?! Вам разве не звонили?

— Ну! За вас очень даже заступались. И многие. Только я начхал. Вы поймите, Платонов, Петровка — не райотдел. Нас не достанешь, — и приврем, и прихвастнем, где наша не пропадала!

— Вот петрушка! — горестно изумился Платонов. — Чего ж делать? Советуете идти на чистосердечное признание?

— Честно — советую.

— К чистосердечникам отношение, говорят, получше.

— Безусловно.

— Кой черт его дернул, этого дохляка, ко мне лезть?! Нужна мне была его девчонка! Своих невпроворот! Заголила ноги и вот маячит перед носом, вот маячит! Стерва!.. Гражданин майор, а мы не договоримся, будто я этих премудростей в глаза не видел, а? Будто просто вот совесть заела и все такое?

— Теперь уж нельзя.