Свидетель истории

- Никаких случайностей ожидать нельзя, и все меры приняты. Одно неприятно - ощущаем недостаток во внутреннем освещении. Боевая организация эсеров обезврежена точным осведомлением, а с максималистами дело хуже.

- То есть?

- Есть осведомители в Финляндии, но ничтожные. Мы знаем адреса некоторых конспиративных квартир, адрес динамитной мастерской.

- Даже?

- Так точно. Но этого мало.

- Почему же не ликвидируете?

- Этим только распугаем на время, а главарей взять не удастся.

- Кто это - главари?

- Во главе стоит некий Олень, конечно, кличка, участник террористических выступлений в Москве, человек, несомненно, большой силы и огромного в их среде влияния.

- Вы его не можете найти?

- Чрезвычайно искусно скрывается, хотя находится в Петербурге. Однажды его опознали в Гельсингфорсе, но тамошние законы...

- Ну да, знаю. А еще?

- Еще ряд дерзких преступников, в том числе женщин. Одну мы знаем. Это - дочь члена Государственного совета Калымова.

- Пикантно! Член по выборам? Кажется - из левых?

- Так точно. То есть, собственно, октябрист [22].

- Ага. Ну-с?

- Очень тщательно вожаки законспирированы, даже от своих. Необходимо усилить внутреннее освещение.

- Ну-с?

- Надежда есть. Один из ближайших друзей этого Оленя, соучастник вооруженного ограбления в Москве, был в наших руках и обещал сотрудничество.

- Почему был? Где же он теперь?

- Временно освобожден, именно в целях помощи, но остается, конечно, под наблюдением. Связей, однако, еще не установил.

- Как фамилия?

Заведующий агентурой замялся: называть фамилии сотрудников было не обычаях департамента полиции, даже если осведомляется министр.

- Известен под кличкой Мориса.

- Так. Ну, а относительно... по поводу ближайшего плана... вы, помнится, говорили...

- О попытке покушения на ваше высокопревосходительство? Выяснено, что пустой слух. Имелись сведения о двух автомобилях, начиненных, так сказать, динамитом, но это совершенно невозможно.

- Вы думаете? А как вот сейчас взлетим?

- Невозможно-с! Такого количества динамита, даже и на один автомобиль, у них нет и не может быть, об этом мы знаем точно. Да и психологически, так сказать, невероятно, чтобы преступники взорвались сами.

- Ну, это преступники особенные!

- Меры, во всяком случае, приняты, и даже подъезд огорожен рогатками. Но, повторяю, слух совершенно недостоверен.

- Так. Ну что ж, действуйте. А как сегодня жарко!

На лысине министра капельками выступал пот.

Ротмистр и штатский в котелке ехали молча. Сеня смотрел по сторонам и осторожно ощупывал сквозь одежду острые углы коробочки. Петрусь, очень красивый в форме жандармского ротмистра, смутно вспоминал, как в детстве его везла на экзамен мать,- тоже было жарко, и тоже было мутно в голове, сухо во рту и немного страшно. А впрочем, ведь это было в сентябре, значит, такой жары быть не могло. По улицам шли люди со свертками по своим маленьким делам, копыта лошади стучали о камни мостовой, все было обыкновенно и знакомо.

Бородатый кучер хорошо управлялся с парой лошадей, объезжал, где полагалось, городовых и ловко перебирал в руках вожжи. Единственное, что его немного беспокоило, это то, что браунинг был не в кармане - кармана при кучерском наряде не полагалось,- а под сиденьем. Чтобы достать его, нужно было слегка приподняться. Подстегивая лошадь, кучер думал: "Олень волнуется, мы опаздали на полчаса!" Его беспокоило, не вызвала ли такая оплошность подозрений Оленя? Не подумал ли он, что напрасно доверился старому товарищу, запутавшемуся в своем революционном поведении? Но сегодняшнее участие в деле будет окончательно реабилитацией в глазах всех товарищей,- когда узнается, кто был кучером. А страшную и противную игру можно будет окончательно оставить!

На набережной Невки Морис даже прикрикнул на лошадей: "Но-но-о!", хотя приличному кучеру это совсем не полагалось.

Трехлетний мальчик и девочка лет двенадцати смотрели с балкона в сад. Мальчик спрашивал у сестры:

- А почему не гулять?

- Мама говорит - жарко.

- А почему жарко?

- Потому что солнце.

Мальчик поднял голову, но солнца не увидал, так как оно было за домом. Просунув головку сквозь перила балкона, мальчик увидал внизу сидящего на скамейке человека, который гладил пуделя. Пуделя звали Дэк, а человек просиживал на скамейке почти весь день. Дальше, за решеткой сада, тоже целый день прогуливался какой-то человек, а иногда их было двое. Мальчик спросил:

- А кто там ходит?

- Я не знаю. Это, верно, сторожа.

- Зачем они ходят?

Сестра не знала и не ответила. Ей тоже хотелось гулять в саду, так как в комнатах было душно, а на балконе нечего делать. Потом она вспомнила, что очень интересно пускать с балкона маленькие, узкие полоски бумаги и смотреть, как они вертятся и летят, пока не запутываются в листьях дерева или не упадут на дорожку; а иногда их уносит совсем далеко, за сад. Она принесла лист бумаги и ножницы, и тогда оба занялись делом.