– Мин Шелсин сразу предложила вам эту «сделку»? Или ей понадобилось время, чтобы решить, как поступить?
Мин Леверин, нахмурившись, задумалась над ответом.
– Она пришла ко мне на следующий день, – вздохнула девушка. – Видимо, ей не нужно было долго думать.
– Для Арвене’ан шантаж был занятием вполне естественным, – заметил Пел-Тенхиор.
– Она просила о каких-то одолжениях вашу подругу? – спросил я. – Или только вас?
– Не знаю, – ответила мин Леверин. – Мы не… с того дня мы не разговаривали. Но я не думаю, что у моей подруги есть хоть что-нибудь, что заинтересовало бы мин Шелсин.
– Благодарю вас, мин Леверин, – сказал я. – Вы мне очень помогли.
– Вам нечего бояться, Лало, – успокоил девушку Пел-Тенхиор. – И вашей подруге тоже. Я никого не собираюсь наказывать за влюбленность.
Мин Леверин спрятала лицо в ладонях и заплакала.
На обратном пути в зрительный зал я спросил Пел-Тенхиора:
– Как вы считаете, она шантажировала еще кого-нибудь в Опере?
– Боюсь даже предполагать, – вздохнул он. – Ясно одно: она не останавливалась перед шантажом, чтобы получить желаемое.
– Вопрос не в том,
– Она не могла заполучить эту партию с помощью шантажа, – усмехнулся Пел-Тенхиор. – Неудивительно, что ситуация так бесила ее.
Я вспомнил, что собирался спросить о жалованье мин Шелсин, и Пел-Тенхиор, не задумываясь, ответил:
– Четыре тысячи муранай в год. Она не была самой высокооплачиваемой певицей, и это ее тоже раздражало. Более того, предполагалось, что она будет исполнять ведущие партии меццо-сопрано только до возвращения меррем Аншонаран – которая, как вы знаете, скоро должна родить.
– Значит, теперь место мин Шелсин занимает мин Вакреджарад?
– Да, хотя это не имеет значения до начала репетиций «Сна императрицы Кориверо». Пока ведущие арии в основных операх я отдаю То’ино.
– А кто будет исполнять второстепенные арии меццо-сопрано?
– Ну, во всяком случае, не То’ино, – поморщился он. – А меррем Аншонаран не сможет приступить к репетициям еще по меньшей мере три месяца. Придется проводить прослушивания, и в конце концов у нас окажется несколько меццо-сопрано, а нужны всего две певицы. Хотя, возможно, Ама’о будет рада уступить часть ролей.
– Мин Вакреджарад не вернется в хор?
– Нет, пока я главный режиссер этого театра, – отрезал Пел-Тенхиор.
Почти все артисты находились в зрительном зале: одни распевались, другие болтали, собравшись в небольшие группы. Пел-Тенхиор громко произнес:
– Прошу всех ведущих артистов подняться на сцену.
Певцы, стоявшие на сцене, обернулись на его голос, словно подсолнухи к солнцу; из-за кулис вышли другие артисты. Их было восемь: четыре женщины и четверо мужчин; все были белокожими и светловолосыми, если не считать мин Вакреджарад. Среди них я заметил певицу, которая заменяла мин Шелсин. Она явно нервничала. На лицах остальных читалось лишь любопытство. Пел-Тенхиор продолжил:
– Дамы и господа, я очень надеюсь, что вы окажете отале Келехару всяческое содействие. Он пытается найти убийцу Арвене’ан.
Теперь занервничали все, но это было нормально. Немногие обладали уверенностью Пел-Тенхиора, который мог твердо смотреть в глаза Свидетелю Мертвых.
– Вы хотите поговорить с каждым отдельно или со всеми сразу? – спросил Пел-Тенхиор.
– С каждым по отдельности, – ответил я, понимая, что придется задержаться в театре надолго. Разговор с группой свидетелей позволял кому-то из них при желании утаить сведения, а этого я не мог допустить.
Общаться с мертвыми было намного проще.
Пел-Тенхиор кивнул и сказал:
– Мы это устроим. Идите в билетную кассу: там более-менее тихо, можно сосредоточиться, есть стол и стулья.
Остаток дня я провел, беседуя с артистами, каждый из которых любил убитую не больше, чем Пел-Тенхиор, но никто не желал в этом признаваться. Даже мин Вакреджарад, в присутствии которой мне рассказали о вражде между нею и мин Шелсин, неохотно говорила о собственных чувствах. Наконец, я сказал:
– Я ни в чем вас не подозреваю, мин Вакреджарад. Я просто пытаюсь узнать больше о личности мин Шелсин, а для этого мне нужно иметь представление о том, как она относилась к окружающим, и о том, как все вы, в свою очередь, относились к ней.
На лице певицы появилось скептическое выражение, но она ответила:
– Ни для кого не секрет, что мин Шелсин мне не нравилась, а она терпеть меня не могла. Даже в те времена, когда между нами не было конкуренции – я знала, что мне не получить ведущие партии, сколько бы я ни пела в Опере, – она вела себя так, словно мое существование угрожало ее положению в труппе.
– Когда начали ставить «Джелсу», она была вне себя от ярости.
– Да. Несмотря на то, что… не было никаких
Она осеклась, придя в ужас от собственных слов.