Свидетель Мертвых

Завтракал я в чайной «Мечта рыжего пса». Повар, уроженец Бариджана, хорошо готовил традиционное блюдо, ослав; изысканный чай у них получался ужасно, зато купаж под названием «Чай Авиатора» был таким крепким, что с его помощью можно было бы накрахмалить воротничок. В то утро я как раз нуждался в крепком чае для того, чтобы прогнать туман из головы, прогнать сны и воспоминания о глазах Эвру.

После завтрака я решил сэкономить на трамвае и пошел пешком. Вышел из Квартала Авиаторов, срезал путь до Мостовой улицы и поднялся на холм, в район Верен’мало – Старого Города, где располагались высокие внушительные правительственные здания, в том числе суд. Мне предоставили тесный кабинет в Доме князя Джайкавы (чтобы не искать свободное помещение в подземном лабиринте Амаломейре). Сюда и приходили горожане, нуждавшиеся в помощи Свидетеля Мертвых. Посетителей по-прежнему было немного, поэтому я испытал некое облегчение, когда мои услуги понадобились Братству Бдительности, пусть даже и в нерабочее время. Без них я чувствовал бы себя как корабль во время штиля или выброшенный на берег кит.

Мне пришлось бы целыми днями читать от корки до корки утренние выпуски трех газет, издававшихся в Амало, и привозные бариджанские романы с вульгарными фиолетовыми обложками, которые продавались на Шелковом рынке по два зашана за штуку.

В моем кабинете уже набралась целая полка этих книг, по размеру напоминавших кирпичи и весивших почти столько же.

В утренние часы работы суда я обязан был находиться в кабинете и ждать посетителей. После этого мне разрешалось свободно перемещаться по городу и выполнять порученные мне дела. По-прежнему оставалась проблема сестры мера Урменеджа – я не мог выступать в качестве ее Свидетеля, не отыскав тела. Сегодня утром принесли письмо без подписи; отправитель явно нуждался в помощи, но я не мог ему помочь. Кроме того, поступило большее, чем обычно, количество ходатайств. Двоих просителей я перенаправил в Городское бюро регистрации смертей, третьему следовало обратиться в Амаломейре, прежде чем приходить ко мне, а четвертая просительница, очень сердитая молодая эльфийка, пришла с проблемой спорного завещания. Стороны обвиняли друг друга в мошенничестве.

– Когда скончался ваш дед? – спросил я.

– Две недели назад.

– В таком случае, даже если его дух до сих пор остается в теле, он не вспомнит того, что вам нужно.

– Вы не знали нашего деда, – мрачно проворчала женщина, на мгновение опустила взгляд, потом решительно посмотрела мне в глаза. – Все, о чем мы просим, отала, – это попытаться. Это самый пристойный способ разрешить наш семейный спор.

– Даже если он скажет не то, что вы хотите услышать?

Она нахмурилась и покачала головой.

– Все равно это будет лучше, чем бесконечная ссора. Пожалуйста, отала.

Я не имел права отказать просителю.

– В таком случае мы сделаем все, что в наших силах, но вы должны понимать: возможно, уже слишком поздно.

– Мы понимаем, – ответила она.

Оставалось надеяться, что остальные члены семьи согласятся на мое вмешательство.

Ее звали Алашо Дуалин. Ее дед, господин Дуалар, возглавлял «Дуалада и Кедхарад», одну из крупнейших в Амало фирм, занимавшихся импортом товаров. У них имелись отделения в нескольких больших городах на юге и востоке страны. Долгий и горький опыт подсказывал мне, что конфликты из-за наследства никак не связаны с оспариваемыми суммами, но я понимал, почему мин Дуалин так рассержена. Пока продолжалась тяжба, сотрудники «Дуалада и Кедхарад» находились в подвешенном состоянии. (Мер Кедхарад жил в Бариджане, поэтому от него нельзя было ждать четких указаний.) Мин Дуалин, как хорошая дочь бюргера, беспокоилась об убытках, которые мог вызвать длительный простой, и опасалась интриг конкурентов.

Мы сели на трамвай линии Вестрано и спустились с холма в богатый район, расположенный к северу от канала Мич’майка. Поскольку мин Дуалин поехала со мной на трамвае, вместо того чтобы вернуться домой в частном экипаже, я заключил, что ее решение призвать на помощь Свидетеля вел ама либо не было известно семье, либо вызвало возражения. Среди сыновей и дочерей буржуа было модно пользоваться общественным транспортом вместо семейных карет, однако молодые женщины никогда не ездили без сопровождающих.

Я спросил:

– Кто-нибудь из ваших родственников знает о том, что вы обратились к нам?

Она вздрогнула и виновато посмотрела на меня. Этого было достаточно.

– Ваша семья вас за это не похвалит, – предупредил я.

– По крайней мере, они прекратят ссориться. Наш отец и его братья не разговаривают друг с другом, если речь не идет о завещании дедушки. А у нашей матери нет способностей к дипломатии.

По собственному опыту я знал, что это настоящая беда для женщин из обеспеченных семей. Они не выбирали себе мужей – за них выбирали родители. Мин Дуалин вздохнула и добавила:

– Мы не думали, что между членами нашей семьи существует настолько сильная затаенная вражда.