Свидетель обвинения

Знаменитый Мост Аффеля, или просто Мост, построенный к Всемирной выставке 18** года, можно было увидеть даже отсюда. Он изгибался над каналом Сен-Мартен, как некая монструозная гусеница, ощетинившись сотнями стальных балок. Мост несомненно являлся доказательством инженерного гения его создателя, однако его эстетическая ценность была, мягко говоря, спорной. Гошен безудержно им восхищался и так часто поминал Мост в разговоре, будто сам лично помогал его строить. Прагматичный Бошан как-то предложил идею подделать документы и загнать Мост где-нибудь в провинции на металлолом: мол, ни один нормальный человек не усомнится в желании муниципалитета Лютеции демонтировать этот архитектурный кошмар. В тот раз они с Гошеном чуть не подрались, Жану стоило большого труда успокоить приятелей. С тех пор Бошан остерегался подобных шуток.

– Я слышал, барон Маншот хранит «Эсперу» в специальном футляре и вынимает его оттуда только пинцетом, остерегаясь проклятья, – усмехнулся Балло. – Футляр находится в сейфе, сейф в спальне, спальня – на втором этаже баронского дома, ну а где стоит особняк Маншота – знает вся Лютеция… Однако мы туда не полезем.

– Ты, никак, надеешься, что барон сам вынесет тебе камень на ладошке? – рассмеялся Гошен.

– Соваться в дом слишком рискованно. Маншот, как только привёз камень, увеличил охрану и завёл сторожевых псов. Да и сейф приобрёл посерьёзнее, нам с таким не сладить. Тут надо действовать тонко…

– Знаем мы твои тонкости! – хохотнул Бошан. – Как говорится, шерше ля фам! – он намекнул на популярность их молодого приятеля у женщин, ставшую уже притчей во языцех. Балло досадливо поморщился.

– Так вы берётесь за это дело или я справлюсь один? – спросил он, потеряв терпение.

– Не много ли ты на себя берешь? – буркнул Гошен, обиженный, что Балло поставил под сомнение его талант механика.

– А что, мне нравится эта идея, – неожиданно согласился Бошан. – Разделимся. Пусть Балло действует, как хочет. Мы же попробуем свой способ.

– Кто первый? – Гошен прищурился. – Бросим жребий?

– Готов уступить первый ход вам, – щедро предложил Балло, хоть упрямство компаньонов его и огорчило. – Даю вам неделю, господа. Дальше в игру вступаю я.

Он поднялся и ушёл. Двое приятелей остались сидеть за столом.

– Балло слишком молод и горяч для таких дел, – примирительно сказал Гошен. – Ничего, мы и без него справимся. Организуем с тобой на двоих этот… как его… на букву «с» начинается, вроде коммерческого партнёрства… – мучительно пытался он припомнить.

– Сундукат, – произнёс начитанный Бошан.

– Ага, его. Держись тогда, Балло!

– Всё же за ним следует приглядеть… – задумчиво сказал Бошан.

– Это точно. Для его же блага, – согласился Гошен.

***

(за неделю до происшествия)

Ранним утром Жан Балло в расчудесном настроении вышел из своей квартирки, вдохнул свежий весенний воздух, сдобренный ароматом свежих булочек из пекарни напротив, и даже зажмурился от удовольствия. Ему нравился этот район, нравился патриархальный уют Плюшечной улицы, добропорядочные соседи, которые при встрече непременно здоровались и желали хорошего дня. С другой стороны, человек, знакомый со сложной географией местных двориков, мог за несколько минут покинуть спокойный райончик и оказаться на широченном бульваре Художников с его сверкающими витринами, нарядными толпами, пыхтящими омнибусами и заманчивыми вывесками, из которых особенно выделялся «Рыжий кот» – самое знаменитое кабаре Лютеции.

Насвистывая, молодой человек весело зашагал вниз по Плюшечной улице. Денек сегодня был необычайно хорош. Было звонко и солнечно, голые деревья казались нарисованными тушью на синем небе. Балло так увлёкся, что не заметил две крайне заинтересованные физиономии, следившие за ним из-за угла.

Он купил букетик фиалок у хорошенькой цветочницы, пересёк улицу и привычно проскользнул в дверь шляпной лавки, украшенную цветными стеклами. Привязанный наверху колокольчик отозвался мелодичным звоном.

Рядом с дверью была устроена витрина, где стояли человеческие головы, то есть, конечно, манекены, демонстрирующие продукцию мадам Рози и её помощниц. Внутри же лавка представляла собой настоящее женственное гнёздышко, свитое из фетра и шёлка, муара и атласа, украшенное стеклярусным кружевом и аграмантом. Тут и там задиристо топорщился плюмаж самых модных цветов – гелиотроп и бордо, поблёскивали глазастые пуговицы, стразы и прочая мишура. Целый день здесь слышалось шуршанье лент, разговоры и смешки: ведь молоденькие девушки, когда их собирается больше двух, просто не способны работать молча. Короткие, но частые визиты их весёлого соседа тоже вносили в их жизнь приятное разнообразие.

Жан Балло не стал объявлять о себе с порога. Он прокрался в комнату и вдруг выскочил перед девушками, как чёртик из табакерки. Тут же на него обрушился град шуточных упрёков.

– Ох, и шутник вы, месье Балло! Вон, Птичку напугали! – смешливо пожурила его белозубая Мари, самая бойкая из работниц.

– Виноват, исправлюсь, – и он положил перед Птичкой букетик фиалок.