Свидетель с копытами

Правда, признали его не сразу, но он приходил каждый день, помогал понемногу, очень просил, чтобы взяли на службу, а меж тем потихоньку любопытствовал, когда и как выезжает государыня. Благо лето, сам Бог велел совершать увеселительные прогулки.

Кроме того, Бейер успел узнать кое-что любопытное.

После убийства Ройтмана он возле аптеки Бутмана, разумеется, не показывался. Как обстоят дела у хорошенькой фрау Минны, он не знал. Конечно, брошенная невеста должна была оплакивать несостоявшийся брак. Но не довелось ли ей плакать в когтях у Шешковского?

Настало время выяснить это.

Для начала Бейер заглянул в питейное заведение. Это было скверное заведение в конце Гончарной улицы. Там строили новые дома, рыли ямы под погреба. Такой однообразный труд изматывает не только тело, но и душу. Бейер знал, как можно отупеть, день за днем двигаясь по оренбургским степям с той скоростью, какая под силу обозу и усталым, плохо кормленным лошадям. Людям, орудующим лопатами и гоняющим тачки с утра до вечера, нужна хоть какая-то радость. И эту радость Бейер для них припас.

– Братцы, день-то какой! Тещенька моя ненаглядная померла! Всех угощаю! Всем наливать! За ту сковородку, на коей черти будут поджаривать старую ведьму!

Слово за слово – Бейер поклялся, что желает переселиться в сию местность к новоявленным друзьям, но признался также, что хвор брюхом и извел кучу денег на аптекарей, так что жить желает поблизости от аптеки, чтобы недалеко бегать за микстурой.

– Была тут аптека, – сказали ему, – да после обыска закрылась. Хозяин, немец Бутман со своей Бутманшей такого страху набрались – все продали и куда-то съехали, так что нет тут больше аптеки.

И неудивительно, подумал Бейер, вовремя удалось вытащить оттуда дурака Весселя.

Идти на квартиру к Весселю было бесполезно – хозяйка наверняка выбросила все его пожитки и пустила другого жильца. И не настолько же он глуп, чтобы, сбежав, кинуться к своему прежнему жилищу, пусть даже там остались ценные вещи. Хотя, как говорят русские, дуракам закон не писан.

Потом он отправился на Вознесенский проспект – окольными путями узнать, что делается в семействе доброго Коха. К самому Коху он идти побоялся – там бы первым делом спросили о Клаусе.

Бейеру повезло – встретил одну из кумушек, что собирались на кухне у фрау Кох полакомиться кофеем с крендельками под сплетни. Он пожаловался, что из-за сущей ерунды рассорился с Весселем и хочет мириться, но не знает, где теперь искать приятеля; так, может, он у фрау Минны, и хорошо бы узнать, где фрау проживает.

– Ох, герр Эрлих, – был ответ, – не надо вам мириться с Весселем, потому что Вессель лучшего друга убил, его судили и к каторге приговорили!

– О мой Бог! – воскликнул Бейер.

– И ноздри ему выдрали! И в Сибирь погнали! А бедная Минна с горя вышла замуж за сапожника Амтмана!

– Но она не пострадала?

– Ее в полицейской части допрашивали и грозили тоже в Сибирь отправить! А Амтман увез ее к родне в Тверь.

– О мой Бог…

Новость была радостная – значит, Бейера не заподозрили.

– И в аптеке, где этот проклятый Вессель служил, все обыскали. Фрау Минну спрашивали, что она знает о письмах, что Вессель хранил в большом старом молитвеннике. А она же ничего не знает!

А вот эта новость была загадочной – какие письма могли быть у аптекарского ученика, причем столь таинственные, что их приходилось прятать в молитвеннике?

Мысль о том, что Вессель снимал копии с посланий Панина, пришла в голову уже потом. Но Бейер сам себе сказал, что это не имеет никакого значения, потому что недалек роковой день. А когда свершится… когда свершится…

Может статься, и те письма, что он хранил в маленькой шкатулочке, уже не будут нужны. Император Павел Петрович найдет способ вознаградить того, кто отомстил за отца, и братья Панины будут даже рады навести его на эту мысль – не сами-де затеяли покушение, а нашелся человек, желающий послужить сыну своего законного повелителя, и они всячески способствовали…

Он не стал ничего рассказывать Штанге и Клаусу. Это были совершенно избыточные для них сведения.

Глава 24

И Тимофею, и Степану доводилось допрашивать людей. Они знали, когда следует задавать вопросы тихо, милосердно, а когда следует рявкнуть. Но принимать серьезные решения случалось редко – на то сидит на Лубянке Николай Петрович Архаров.

Тут же требовалось решение.

Они впервые видели Ерошку, они знали только то, что он шатался по лесу вместе с голштинцами, ел с ними из одного котла. Когда он назвался конюхом графа Орлова, это доверия не прибавило – поди знай, что у графа на уме, и не дал ли он голштинцам своего конюха с особой целью – к примеру, для таскания записочек.