Свидетель с копытами

– Погодите, господа. Все не так просто! – воскликнул Никита Иванович. – Тому, кто служит, платят. Я не собираюсь платить человеку, который мне кажется подозрителен. Где гарантии, что его к нам не подослали? Я не хочу за свои же деньги приобрести камеру в казематах Петропавловской крепости.

– Я не прошу денег, они у меня есть. Для того чтобы послужить сыну моего покойного императора, деньги найдутся, не так уж много их требуется, – сказал Бейер. – А потом – потом, думаю, у вас уже не возникнет подозрений…

Все четверо говорили об одном, однако произнести точные слова опасались. Но через несколько минут должен был появиться пятый, и Бейеру хотелось покончить с разговором, пока любовник великой княгини не вмешался. Поди знай, что у него на уме и не захочет ли он оставить свою женщину всего лишь великой княгиней; став императрицей, она может и отречься от него, спровадив с важным поручением куда-нибудь в Патагонию…

Оставалось то, ради чего он сейчас рисковал головой.

– Ваше высочество, прошу считать меня самым преданным своим слугой, – сказал, вставая на ноги, Бейер. – Я пущу в ход все средства, какие мне доступны, и буду доносить о своих делах господину Панину…

Он посмотрел на Петра Ивановича, зная, что этот – самый надежный союзник.

– Ну, поглядим, – буркнул полководец.

– Мне не требуется ничего, ваше высочество, только одобрение господина Панина. Мы случайно оказались врагами, ваше высочество, но такого врага можно только уважать… и я ничего не предприму без одобрения господина Панина…

– Сперва я должен понять, тот ли вы, за кого себя выдаете, и не получаете ли жалованье в личной канцелярии господина Шешковского.

– Проверяйте, коли угодно. В столице служат голштинцы, и их нетрудно отыскать. Покажите меня им. Они меня опознают. Что же до господина Шешковского… Клянусь, не знаю, что тут можно сделать. Сами понимаете, спрашивать его бесполезно – правды не скажет. А теперь – позвольте откланяться. Сейчас тут будет господин, которому лучше меня пока не видеть и не знать. Когда пожелаете меня видеть, пусть отнесут записку в аптеку Бутмана, что на Гончарной. Ваше высочество…

Бейер не был сентиментален – да странствия с войском бунтовщиков в ком угодно нежные понятия и чувствительную душу истребят. Но он словно увидел внутренним взором под шубой и юбками Натальи Ивановны раздавшийся стан, увидел – страстно возжелал, чтобы там, во чреве, был сын великого князя, прямой наследник покойного государя Петра, а не отпрыск Андрея Разумовского, как шептались кумушки.

Великая княгиня поймала взгляд и поступила не менее решительно, чем на борту фрегата «Екатерина», молниеносно вздумав принять любовь молодого капитана.

– У вас недостаточно средств, я знаю, – сказала она. – Возьмите, продайте, это дорогая вещь, опытный ювелир поймет…

Она сняла с руки и протянула браслет.

Браслет состоял из нескольких жемчужных нитей, прикрепленных к оправе довольно большой камеи.

– Ваше высочество, да вы с ума сошли! Не смейте этого делать! – воскликнул Никита Иванович.

– Ты чего вопишь, братец? – по-русски удивился Петр Иванович.

– Завопишь тут! Подарок государыни! Ну как спросит, куда делся?

Великая княгиня уже два года делала вид, будто учит русский язык, но еще не говорила, хотя кое-что понимала.

Поняла она также и беспокойство Панина.

– Я потеряла браслет! Могу я потерять безделушку? – высокомерно спросила она по-немецки. – Разве я не женщина, разве я не великая княгиня? Разве я какая-то мещанка? Разве обязана пересчитывать на ночь все побрякушки в своих ларцах?!

– Ничего себе безделушка… Редчайшая камея, резьба по индийскому сардониксу, ровесница чуть ли не императора Августа!

Любовь государыни к камеям была общеизвестна. Сама она, смеясь, называла это «камейной болезнью». Понемногу скупая частные коллекции, она хотела, чтобы ее собрание шедевров глиптики было крупнейшим в Европе. Подарок великой княгине был сделан в ту пору, когда Екатерина еще пыталась дружить с невесткой. Она сама подобрала к камее розоватый жемчуг, сама выбрала камею, причем с особым смыслом – там был изображен Телеф, сын Геракла, воспитанный ланью. Государыня намекала: пора бы молодой паре обзавестись сыном. А великая княгиня была сильно недовольна тем, что в ней видят лишь средство для производства наследников трона.

– Потерять подарок государыни даже опрометчиво, – добавил Петр Иванович. Он не возражал против того, чтобы великая княгиня избавилась от всех подарков свекрови, но сейчас это было преждевременно. Тот комплот[4], который они затевали, должен был сперва вызреть, и та конституция, что ограничивала права государыни и способствовала возведению на трон ее сына, еще нуждалась в основательной доработке.

– Вот и пусть он послужит благому делу. Да берите же, господин фон Бейер, – строго сказала великая княгиня. – И скорее уходите. Господин Панин вас найдет.

Принимая браслет, Бейер прикоснулся к руке великой княгини, сперва пальцами, потом и устами – едва-едва, не столь губами, сколь дыханием.