Свидетель с копытами

Вессель содрогнулся. Шешковский, как говорили, сперва просто показывает жертве кнуты и плети. А если жертва не сообщает то, чего он желает услышать, то тяжко ей приходится…

– Ты будешь трудиться у господина Бутмана до последней минуты, потом скажешься больным… – чтобы успокоить Весселя, Бейер добавил: – Может статься, и в Москве отсидимся.

Но Вессель понимал – пора спасаться.

Единственный человек, с кем он мог посоветоваться, был Ройтман.

Ройтман, как и собирался, женился на вдовушке и был, судя по всему, очень доволен жизнью. Поздно вечером, когда Бутман запер аптеку, Вессель побежал к Ройтману.

Бейер понимал, что Вессель с перепугу может где-то спрятаться, и подкараулил его возле аптеки. Очень скоро стало ясно, что Вессель идет к швейному заведению. Бейер вспомнил давнее предупреждение отставного поручика Гофмана. Тот был прав – чем менее людей знает о мнимом Эрлихе, тем лучше. А Ройтман очень явно показал свою неприязнь.

Швейное заведение было на улице, ведущей к Большому Охтенскому перевозу. Сейчас по случаю ледохода столичные жители обходились без этого перевоза, и улица была пустынна.

У Бейера были при себе пистолет и хороший охотничий нож. Он шел, глядя в спину Весселю и думал: справится ли с делом без помощи этого труса, или трус все же необходим. Затевать стрельбу ему не хотелось, а хотелось кончить дело тихо.

Он думал, что до швейного заведения еще шагать и шагать, но оно неожиданно оказалось очень близко от перекрестка с Невским, и Бейер не успел принять решение. Нижние окна были темны, в окнах верхнего жилья горел свет. Вессель заколотил кулаком в дверь. Бейер поспешил к нему, полагая, что хозяева не скоро пошлют служанку отворить, и есть несколько минут и на решение, и на действия. Но дверь вдруг распахнулась и сразу захлопнулась. Вессель оказался внутри, а вот Бейер – снаружи.

Он встал у стены и задумался. Если треклятый трусишка Вессель решил ночевать у приятеля – его оттуда не выковыряешь. А этот приятель, этот пухленький портняжка, Бейеру не нравился, сильно не нравился, и чувство явно было взаимным. Он как-то уж очень решительно съехал с квартиры…

Постояв и решив, что смысла в охране швейного заведения нет никакого, Бейер собрался уходить. В конце концов, можно было утром прийти в аптеку и увести оттуда Весселя, как – он еще не знал. Но дверь заскрипела, он обернулся и увидел двух человек, выскочивших на улицу. В окошках на противоположной стороне горел свет, и этого света хватило, чтобы опознать Ройтмана и Весселя.

Ройтман куда-то вел приятеля, а тот и хотел, и не хотел следовать за портняжкой: то шел, то останавливался, то вообще отмахивался рукой, как от нечистой силы.

Бейер забеспокоился: куда это можно тащить человека поздно вечером, невзирая на сопротивление?

На углу Невского и Слоновой улицы Ройтман устремился к будочнику, который вместо того чтобы дремать в своей будке или заниматься обычным промыслом, растиранием нюхательного табака с травками, прохаживался взад-вперед и явно был рад развлечению.

Бейер не слышал вопроса, но понял ответ – будочник с чем-то согласился или что-то подтвердил, да еще указал рукой вдаль. Этот ответ понравился Ройтману, но не понравился Весселю. Однако Ройтман стал на него наступать, взмахивая руками, и Бейер словно бы услышал яростную ругань.

Они ушли по Слоновой, а Бейер, не теряя их из виду, быстро подошел к будочнику, держа наготове пятак.

– Держи, любезный, – сказал он по-русски, – да скажи, не проходили ли здесь два господина, один маленький, с пузом, другой повыше, чернявый. Я с ними разминулся, вот бегу следом, не могу понять, куда подевались.

– Да вон туда пошли, к дому Нестерова, там у него господин Ланг стоит, они его как раз искали, – будочник махнул рукой в нужном направлении.

– Доктор Ланг?

– Да нет, сударь, доктор – тот на Новой Каретной, а сей – в полицейской канцелярии служит!

– Так он тоже их знакомец?

– Знакомец, сударь!

– Благодарствую! – и Бейер поспешил к дому, возле которого остановились Ройтман и Вессель.

Он бы покончил с этим делом мирно, он бы что-то сказал Ройтману, может, пригрозил, может, улестил, но Ройтман уже, смешно подпрыгивая, стучал в окошко.

Нельзя было допустить их встречи с полицейским. И Бейер побежал, шаря рукой за пазухой.

Костяная рукоять ножа словно сама прыгнула в ладонь.

Он опоздал на долю секунды.

Почти одновременно он рванул Ройтмана за плечо, разворачивая к себе, а окно отворилось.

Бейер не видел человека, стоявшего там со свечой, он видел только испуганное лицо Ройтмана. Бейер боялся, что не сможет пробить его теплый, на меху, кафтан, и потому ударил в горло. Широкое лезвие вошло наполовину, и Бейер еще успел повернуть его. Ройтман захрипел и, схватившись обеими руками за рану, рухнул. Это было удачно – он сам словно бы помог выдернуть нож.

– Что смотришь? Бежим! – приказал Бейер Весселю по-немецки, и тут человек в окошке громко закричал:

– Караул! Караул!..