Свидетель (СИ)

А Сона снова за чем-нибудь бежала вниз, к Радхе и бродила по двору, пытаясь в чужих мужчинах рассмотреть Гупту. Наступила ночь. Прабхакар, наевшись досыта, захрапел, чуть не сдувая раскатистым рычанием тонкие стены комнатки, а Сона всё ждала. Кусала губы, прислушивалась к звукам, спускалась и поднималась. Когда на небе занялся серый рассвет, стало ясно - Гупта не придет. С ним что-то случилось, или он просто обманул ее. В отчаянии Сона взяла нож, тот затрясся в ее руках.

- Ты рано встала, - послышалось сзади, проснулся Прабхакар. - Не терпится увидеть, как поджарят злодея, будто козла на вертеле?

Сона выронила нож. Комната закружилась перед ее глазами.

- Мне тоже не терпится. Просто праздник ждет нас, настоящий праздник сегодня, - довольно причмокивал жених. - Подай руку, помоги мне подняться.

Сона безвольно подчинилась. В животе что-то сильно закололо. Не замечая ее скривившееся от боли лицо, Прабхакар пробормотал:

- Неси таз, я хочу быть на этом празднике опрятным.

Словно в тумане Сона помогала одеться ненавистному жениху, шла за ним, закутавшись в платок, пробивалась сквозь толпу на площади, с которой широкие каменные ступени спускались к Гангу. Увидела Матхураву, привязанного к столбу, на высоком помосте из сложенных дров и хвороста, и ноги Соны стали полыми, негнущимися, будто у глиняной статуэтки. Изможденный, униженный, но красивый, он стоял, глядя куда-то в пустоту. И Соне показалось, что вокруг всё замерло, стало ненастоящим. Ритуалы были исполнены, приговор прочитан, огонь разожжен. Голодное пламя стало быстро пожирать сушь вокруг человека, а затем и его самого. Крик Матхуравы отдался резкой болью в животе, будто вонзил в него нож. Сона согнулась, задыхаясь от смрада и гари, по ногам потекла горячая кровь. Корчась в огне, Матхурава закричал еще громче, разрывая легкие. Вспомнив о том, что проклята им, Сона упала. В нечленораздельных хрипах Матхуравы ей слышались новые проклятия. Небо поплыло, как река, унося прочь солнце, люди загудели вокруг, показалось лицо Прахкабара и тут же погасло. Сона умерла.

* * *

Валерий вздрогнул и открыл глаза - не заметил, как заснул, так и не выпустив Варину руку. Странный сон ему снился. Очень правдоподобный сон. До мурашек. Будто кино о древней Индии. Еще более странно, что был он в нем несчастной, безвольной девушкой...

Вошла Падмини, принесла в китайском глиняном чайничке отвар, и они снова остались одни в тишине убогой комнатки, на краю двух пересекающихся вселенных. Черкасов больше не был привычно раздражен или встревожен. Внутри него расширялась свобода - та, которой душе всегда не хватало, как бы он ни пытался доказать себе и окружающим, что она есть, с избытком.

Черкасов решил: если Варя увидит его, он скажет ей, что любит; если же нет, будет любить молча.

Он снял с себя цепочку с рубином, положил рядом с Варей. Зачем? Просто захотелось. У нее никогда не было настоящих драгоценностей...

1 Жертвенное сожжение вдов в Индии

Глава 34. Решения

Варя повернулась набок. Подложив ладонь под разрозовевшуюся щечку, она подтянула к груди колени, и своей уютностью котенка заставила окончательно забыть о тревоге и обо всем плохом, что осталось за стенами крошечной комнатки. С мраморного плеча девушки сползла простынь. Черкасову отчего-то вспомнилась присказка «пастила бело-розовая», бабушка всегда так называла здоровых щекастых малышей в Никольском саду, выгуливая его, Валерия, смуглого, глазастого непоседу.

В Варином чуть слышном, ровном дыхании было столько покоя, будто невзгоды никогда не касались ее юного, красивого лица. Черкасов смотрел на нее, безмятежную, чистую и при этом совсем настоящую, и внезапно чувствовал себя удовлетворенным, словно не было иного смысла жизни, кроме этого момента. Сердце пропускало сквозь солнечный свет и растворялось в нем. Было так хорошо - чувствовать любовь обычную, без условий и условностей - и удивительно, отчего он не замечал этого раньше. Возможно, это и было оно - счастье.

Черкасов не удержался и с нежностью коснулся губами взъерошенной светлой макушки. Легкая, словно бабочка, улыбка осветила лицо спящей девушки. Валерий улыбнулся ей в ответ и снова сел. Кажется, проспал он рядом с Варей неприлично долго - тоже мне, защитничек. Но как это было сладко, даже несмотря на сон! Впервые за все время после того, как пришлось покинуть Россию, он спал, как дома. Выспался. Чувствовал себя бодрым и тоже... как ни странно, очень настоящим. Будто до этого момента где-то гулял вне тела, и вот, наконец, приземлился. За окном солнце разливало по вечернему разбавленный свет, щадя буйную растительность парка, уставшую от зноя за день. Жители ашрама направлялись со всех сторон к столовой. Видимо, пришло время ужина. А прием пищи был у большинства «ищущих» делом не менее святым, чем випассаны и йога.

«Она совсем ничего не ела сегодня. Проснется, будет голодная», - подумал Валерий, тоже чувствуя голод нормального молодого мужчины.