Свидетель защиты

— Тут вообще странная история, — рассказывал директор. — Кушелевич утверждает, что он не стрелял в этого Моргуна, но тот убит. А у ружья Кушелевича один ствол разряжен…

— Бывает, что с испугу отрицают все, самые очевидные факты.

— Не тот случай, — возразил директор. — И не тот человек Кушелевич. Вы его сами увидите и убедитесь.

— Что ж, — сказал Андрей Аверьянович, — попробуем разобраться в этой печальной истории.

— Да уж куда печальней. Отличный человек Николай Михайлович Кушелевич, ценный работник. Кандидатскую собирался защищать, и вот — на тебе.

— Вы с ним долго работали?

— Четыре года. Знаю, что называется, насквозь и даже глубже. Уж если он говорит — не стрелял, значит — не стрелял.

Валентин Федорович, насколько помнил его Андрей Аверьянович по прежним встречам, не был ни слишком доверчивым, ни слишком восторженным человеком. И не из тех, кто будет отстаивать неправого сотрудника только потому, что он свой сотрудник. Но и следователь, который вел дело, тоже не мальчик. Он, конечно, меньше знает обвиняемого, но опирается на факты. Впечатление, какое оставил человек, много значит, но факты более весомы и убедительны. Андрей Аверьянович осторожно высказался в этом смысле.

— Мне тоже факты известны, — возразил Валентин Федорович. — Кушелевич все мне рассказал. И предысторию я великолепно знаю. С моим участием и на моих глазах все происходило.

— А есть и предыстория?

— Есть. Если вы не устали с дороги и не проголодались…

— Нет, не устал и не проголодался. Рассказывайте.

— Начинать рассказ можно со дня организации заповедника — с браконьерами тут воюют постоянно. Однако в последнее время наши с ними отношения обострились. С помощью Кушелевича районная милиция поймала несколько браконьеров, все из поселка Желобного, есть у нас такой, рассадник любителей незаконной охоты. У одного из нарушителей отобрали нарезное оружие — немецкий карабин. Браконьеры вели себя нагло, выкрикивали в адрес Кушелевича угрозы. Двоих арестовали, но через неделю они вернулись в поселок, отделавшись штрафами, которые с них обычно взыскиваются с трудом и подолгу. И опять грозили Кушелевичу, обещали с ним расправиться. Тогда он написал в газету письмо, рассказав, как бесчинствуют у нас браконьеры и как работники охраны общественного порядка либеральничают с ними. Письмо напечатали, в милиции спохватились, быстренько призвали наиболее резвых охотников к ответу, двоим дали сроки, с остальных взыскали штрафы. В поселке Желобном попритихли. В людных местах уже не угрожали Кушелевичу, однако злобу затаили и отомстить ему собирались. До нас такие слухи доходили. Особенно опасен был Григорий Моргун, ему по справедливости место рядом с осужденными, но он ушел от наказания и вел себя так, будто все это его не касается.

Валентин Федорович закурил, подвинул к себе тяжелую пепельницу из серого, с прожилками, камня и продолжал:

— Кушелевич не робкого десятка человек, угрозы на него не произвели особого впечатления, но мы все-таки старались одного его в горы не пускать. Осторожности у нас хватает, как известно, ненадолго. Прошло некоторое время, и об опасности забыли. И в тот злополучный день Кушелевич ушел с кордона один. Было у него охотничье ружье, двухствольное, заряженное на волка: в верховьях Лабенка появилась стая, которая бесчинствовала по-браконьерски. Вообще-то волки в заповеднике необходимы — это санитары. Они уничтожают слабых и больных животных, но время от времени приходится их поголовье сокращать. Так вот, Кушелевич отправился вверх по Лабенку и в двух километрах от туристского приюта встретил Моргуна. Не знаю, случайная то была встреча или Моргун следил за Кушелевичем и заступил ему дорогу на узкой тропке. Узкая она там в прямом смысле. Моргун снял с плеча ружье и взял на руку. Кушелевич сделал то же. Так стояли они друг против друга, разделяло их метров тридцать. Кушелевич рассчитывал, что Моргун не решится стрелять, видя перед собой вооруженного, готового к отпору человека. На всякий случай он сделал полшага влево, так, что ствол пихты скрыл его наполовину. А Моргун был весь на виду, только ноги в зарослях рододендрона. И тут раздался выстрел. И Моргун упал.

— Это все Кушелевич вам рассказывал?

— Кушелевич. У нас были такие отношения, что изворачиваться и врать мне он не стал бы. И потом, фальшь у человека, которого хорошо знаешь, нельзя не заметить. В общем, у меня ни на минуту не возникло сомнения в правдивости Кушелевича.

— А у следователя?