Провожаемый аплодисментами, ушел на свое место понравившийся Андрею Аверьяновичу оратор. Прочитали список, молодых шоферов, повысивших классность, и стали торжественно вручать им удостоверения. Потом выступали сами шоферы — молодые и постарше, наездившие огромное количество километров.
Андрей Аверьянович отметил — выступали не без гордости за свою профессию, за то, что могут сутками сидеть за баранкой, водят машины через заснеженные перевалы и сам черт им не брат, когда они за рулем. И рождалось в зале ощущение профессионального братства, которое движет людьми, идущими на выручку товарищу, заставляет забыть о себе в опасности.
За трибунку стал тот самый мужчина с копной смоляных волос, что давал свидетельские показания в суде. Только сейчас был он в темно-сером костюме и застегнутой на все пуговицы белой рубашке. Андрей Аверьянович обрадовался ему, как старому знакомому.
— Правильно тут за шоферов говорили, — начал он, — что они геройские люди. Конечно, не как летчики, скорость у них не та, но все-таки и у них в жизни бывают всякие моменты. В прошлом месяце на верхней дороге бензовоз с обрыва загремел и завис над пропастью на сосенке. Как она, бедная, его удержала, уму непостижимо. А шофер в кабине сознание потерял. Другой, который сзади шел, полез к нему. Дверцу открыл, тросом обвязывает, а сосенка уже на двух корешках, считай, держится, вот-вот оба с машиной вниз загремят, а там — метров шестьдесят до дна, если не больше. А он обвязывает, вниз не глядит. Гарбузов его фамилия. Не с нашей автобазы, но это, я считаю, значения не имеет. Обвязал, выцарапался на дорогу и вытащил товарища. Вот какие бывают моменты в жизни шоферов.
Выступающий помолчал, глядя в зал, словно вспоминал что-то. И зал, затаив дыхание, ждал, когда он вспомнит.
— А то бывает, — качнул он черноволосой головой, — кончится бензин или обломаешься, ну, конечное дело, загораешь на дороге. А мимо едет такой же, как ты, шоферюга и не остановится. Бывает так?
Из зала отозвалось несколько голосов:
— Бывает.
— Редко, но бывают и такие моменты в нашей жизни, — продолжал оратор. — Отрицательные, я скажу, моменты. Как его назвать, такого подонка?
— Подонком и назвать, — охотно ответили из зала.
— Согласен, так его и будем называть, если встренется он нам на дороге, — усмехнулся черноволосый. — Или вот еще пример. Был я сегодня на суде. Судят бывшего шофера Чижова Николая, он у нас на автобазе работал. Купили ему папа с мамой ружье, сначала духовое, потом настоящее охотничье, ходил он, на всех эти ружья наставлял, игрался. И доигрался — застрелил товарища, Володьку Спицына, тоже, наверное, знаете, работал у нас в мастерских… Тут сегодня, я вижу, много молодежи, так я вам вот что хочу сказать: уважать надо друг друга, как товарищ товарища, из беды выручать, а не то что некоторые — ружьем в живот тыкать или еще какое хулиганство делать. Будем уважать и крепить шоферское товарищество, тогда и план выполним, и народ нам скажет спасибо. Вот я как думаю.
И пошел в зал под аплодисменты.
После выступлений объявили перерыв. Вернулся из президиума Костырин.
— Как вам? — спросил он.
— Слушал с интересом, — ответил Андрей Аверьянович.
— И на дело Чижова был комментарий, по-моему, толковый.
— Весьма. Оратор зрил в корень.
— Иронизируете?
— Отнюдь. Говорю вполне серьезно.
Они вышли в фойе.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал Андрей Аверьянович.
— Наскучило?
— Нет, я вам благодарен, что привели меня сюда. Смотрел и слушал с интересом. Одно только огорчает.
— Что именно?
— Не вижу я тут никого из тех молодых людей, что прошли у нас свидетелями по делу Чижова. А ведь большинство из них работают на автобазе или около, живут в том же, как вы изволили выразиться, микрорайоне.
— Да, их что-то не видно, — согласился Костырин, — а жаль.
— Очень жаль. Руководители автобазовского комсомола, кажется мне, допускают тот же просчет, что и деятели антирелигиозного фронта. Те читают лекции, как правило, для неверующих, верующие не ходят на лекции. Так и здесь — нет на вечере тех, кто больше всего нуждается в общественном воздействии и воспитании. Благополучных ребят, которыми можно гордиться, конечно, большинство, но и те, неприкаянные, из бывшего Волчьего тупика, ныне именуемого Вторым автобазовским, тоже члены нашего общества, не так ли?
— Так, разумеется. Тут что-то надо предпринимать. А что — сразу не придумаешь.
— Сразу-то и не надо.. Нужно всегда, постоянно. Ныне и присно, и во веки веков….
— Аминь, — усмехнулся Костырин.
— Аминь — это, насколько я помню, восклицание финальное, а тут финала быть не может… Ну, еще раз спасибо и — разрешите откланяться.
— А то остались бы: самодеятельные артисты доставят вам удовольствие, есть весьма даровитые.
— Не сомневаюсь. Но мне надо еще подумать над своим выступлением, завтра суд, видимо, закончится.
— Приду вас послушать: завтра во второй половине дня я свободен.
— Милости прошу.
Костырин проводил Андрея Аверьяновича до дверей и с чувством пожал руку на прощание.