Свидетелей не оставлять

– Или насовсем, – прищурившись, согласился Альтшуллер.

* * *

Роман Рудаков считал себя эдаким милицейским диссидентом. Его не слишком устраивали иерархические отношения в милиции. И совсем не устраивала формула, имеющая в системе огромное значение: «Я начальник – ты дурак». Так получалось обычно, что умным был именно Роман, а начальники попадались сплошь дураки или в лучшем случае полудурки. Плюс к этому его руководители отличались скверным характером. Впрочем, начальство где-то тоже можно понять. У начальства и жизнь другая, и мерки, и интересы. Романа интересует, как бы провести оперативную комбинацию с Сенькой Крестом да взять Ваньку Травина – главу разбойной группы. Начальство же живет процентами и графиками, динамикой роста преступности и нормами расходов горюче-смазочных материалов, а также головомойками, которые им устраивают вышестоящие начальники, необходимостью поддерживать добрые отношения с начальниками из других ведомств, чтобы обеспечить существование отдела.

Справедливости ради надо отметить, что терпеть такого работника, как Рудаков, тоже довольно трудно. Если посмотреть на него через административные очки, то выяснится, что он не кто иной, как грубиян, разгильдяй и безответственная личность. Что это за сотрудник, который вместо того, чтобы быть готовым в любой момент четко доложить о результатах своей работы и представить аккуратно подшитые папки с документами, целыми днями пропадает неизвестно где. И разит от него порой, как от винной бочки. Да еще на совещаниях, вместо того чтобы спокойно воспринимать критику по своему адресу, постоянно огрызается – то не по нему, се не по нему. Может, легче было бы от него избавиться, сплавив в какое-нибудь другое подразделение, да вот только ничего не получится, потому что благодарностей у него куда больше, чем выговоров (а уж их-то тьма-тьмущая), да еще орден Мужества за задержание Коваленко, да и какие-то связи чуть ли не на самой верхушке УВД и в министерстве.

За свои тридцать пять лет пришлось Рудакову поработать везде. Начинал с патруля. Потом перешел в медвытрезвитель. Туда обычно брали самых физически крепких сотрудников, а предки его в деревне поднимали подводы и гнули подковы. Дед до сих пор тягает здоровенные мешки с мукой, может выпить бутыль самогона – и ни в одном глазу. Роман несильно от них отстал… Потом, после школы милиции, работал участковым, но знал, что дорожка его лежит прямиком в уголовный розыск: с детства обожал книги про сыщиков. Он стал оперуполномоченным в Железнодорожном районе. Он чувствовал себя как рыба в воде в «горячих точках» района – в пивнухах, в притонах. Шпана пряталась по углам, когда он выходил на охоту. Его первым наставником был старший оперуполномоченный майор Горин – личность в своем роде уникальная. Горин был склонен к запоям, и тогда работа вставала намертво. Он тупо смотрел на накапливающиеся заявления о кражах, угонах, потом исчезал на пару дней и появлялся, покачиваясь, ведя за ухо очередную воровскую группу, притом в руках воров были краденые вещи и явки с повинной.

Начальником ОВД был тогда подполковник Каратаев, кстати, один из немногих начальников, которого Рудаков считал своим в доску мужиком. Каратаев прекрасно понимал, что некоторые оперы должны держать в порядке бумаги, а другие в это время раскрывать преступления. И пока Горин с Рудаковым отвечали в районе за раскрытие тяжких преступлений, бывали годы, когда не оставалось ни одного нераскрытого убийства и изнасилования. И Коваленко – бомжа, маньяка, удушившего сорок восемь бомжих, – накрыл именно Рудаков.

В период смены эпох на милицию обрушилась волна перестроек. Появлялись новые службы, уничтожались старые, создавались новые должности, шли бесконечные переименования, так что сотрудники путались в вопросе, где они в данный момент работают.

Потихоньку милиция разваливалась. И вместе с этим наглела и распускалась преступность, набирали силу группировки, забывалось золотое уркаганское правило: «больше трех не собираться, тут же заметут». По Железнодорожному райотделу реформы тоже прошлись, как кувалда по стеклу. Каратаев ушел начальником областного учебного центра, и начался парад идиотов, как определил ситуацию сам Рудаков. Руководители стали меняться один за другим, и каждый стремился привнести в работу свою порцию маразма. Один требовал, чтобы оперативники чуть ли не ежечасно докладывали, где находятся, носили исключительно костюмы с галстуками, чтобы народ видел: милиция – организация серьезная. Охотники должны охотиться, бывать больше на территории, лазить по подвалам, пивнухам, что никак не соответствовало требованиям постоянно находиться на рабочем месте и во фраке. Другой начальник объявил войну бумаготворчеству, которая закончилась введением еще нескольких форм отчетности. Третий затеял такие реорганизации, изменения функциональных обязанностей и организации работы, что чертям тошно.