Свидетелей не оставлять

– Мог случайно там оказаться. Говорит, за сигаретами вышел. Давай так… – Норгулин положил бумаги в папку и захлопнул ее. – Всю эту гоп-компанию оформляем за вымогательство, под арест. На Брендюгина возбуждаем дело за ношение оружия и отпускаем на двое суток в ИВС.

– С ним нужно тоже поработать, – сказал Рудаков. – Что-то тут не то. Зачем-то ему пистолет нужен был?

– Добро. Но это дело второе. Сначала добиваем эту компашку. Они должны получить по максимуму.

– Получат, как же. От нашего народного суда много получишь. Их должны судить специальные трибуналы, где судьи охраняются, ничего не боятся и не берут взяток.

– Неплохо было бы…

Брендюгин сидел в тесной камере изолятора временного содержания с тремя мелкими уголовниками. В этот день смерть опять пощадила Глена. Его путь на земле, видимо, был еще далек до завершения. Он еще не сделал всего того, что ему было суждено.

* * *

– Светочка, рад вас видеть. Вы все хорошеете и хорошеете!

Старший следователь следственного управления Светлана Демьяненко подняла усталые глаза от пишущей машинки и с трудом изобразила вежливую улыбку.

– Здравствуйте, Яков Моисеевич. Не по мою ли душу?

– Может, и по вашу. – Он уселся на стул и вытер белоснежным платком лицо. – Уф, утомился.

– Неужто вагоны грузили?

– Хуже, Светочка. Гораздо хуже. Только что из суда. Дело Полузадовой. Слышали? Хотя откуда – у вас на Олимпе такой мелочовкой не занимаются.

– Слышала, – сказала Света.

Дело Полузадовой прогремело в городе. Ему было посвящено несколько статей в городских газетах. Обычный набор – от достаточно серьезных журналистских расследований до лицемерных причитаний по поводу проклятого совкового прошлого, которое только виновато в нынешнем превращении людей в зверей. Журналистка из «Городских вестей» раскопала, что у Полузадовой при Сталине был репрессирован дед. В результате чего она, Полузадова, была травмирована на всю жизнь и до такой степени, что совершила то, что совершила. А посему она заслуживает не столько строгого наказания, сколько сострадания. Публикаций гуманистов, призывающих всех к покаянию и всепрощению, было больше, чем статей, в которых ратовали за нормальную справедливость.

История была стара как мир. Мужчина развелся с женой и ушел к другой женщине. Но вот развязка… Снедаемая злобой бывшая жена, та самая Полузадова, пробралась в квартиру, где жила новая семья, в которой недавно появился ребенок. Воспользовавшись тем, что мать отлучилась буквально на пять минут, Полузадова отсекла ребенку бритвой оба уха. Действия были квалифицированы следователем по статье 111 Уголовного кодекса – тяжкий вред здоровью по признаку неизгладимого обезображивания лица.

– Чем дело кончилось? – спросила Света.

– Суд согласился с доводами защиты и переквалифицировал действия Полузадовой на легкие телесные повреждения, повлекшие кратковременное расстройство здоровья. Из-под стражи освобождена в зале суда. Год условно.

– Что?! – Света задохнулась.

– Ну-ну, Светочка, не переживайте так. Чрезмерные волнения портят цвет лица и вызывают преждевременные морщины, а вы ведь красивая женщина, – заворковал Альтшуллер. – Если отбросить пустые обывательские причитания типа «до чего дожили», «жечь каленым железом» и встать на позиции юриспруденции, то вы должны согласиться – уши не являются частью лица. Головы – да, но не лица. В УК же определенно сказано – неизгладимое обезображивание лица. Закон расширительному толкованию не подлежит. Другое дело, если бы речь шла о носе, губах…

– Кто судил?

– Кандауров.

Кандауров принадлежал к числу судей-человеколюбов из числа тех, которые считают, что тюрьма противопоказана человеку, будь он даже отпетый преступник. До недавнего времени вторым главным человеколюбом судейского корпуса был член областного суда Артузов. Недавно его избили и ограбили у порога собственного дома. Видимо, перенесенные им физические и моральные муки были настолько сильны, что теперь уголовники боятся его пуще огня. По СИЗО ходят слухи, что к Артузову попасться – дадут столько, что на всю камеру с верхом бы достало.

– Рано или поздно такие, как Кандауров, доведут нас до суда Линча, – сказала Света.

– Вряд ли.

– Доведут. И адвокатов будут линчевать вместе с их подзащитными.

– Мрачные пророчества – не ваш стиль, Светочка. Что это у вас за книга?

Светлана не успела спрятать небольшой томик в зеленом переплете, лежавший около машинки. Альтшуллер взял его и прочитал:

– Поль Верлен. Поэмы. На французском языке. Хм, Светочка, вы знаете, по-моему, милиция и Верлен – вещи несовместимые… А вы что, говорите по-французски?

– Не говорю, а читаю, – с досадой ответила Светлана, засовывая книжку поглубже в ящик стола. На языке у нее вертелось: «Адвокат и порядочность – вещи несовместимые». Но она лишь закусила губу.

– Светочка, мне сказали, что у вас дело некоего Брендюгина.

– Да. Мне его передали час назад. Я еще не успела принять его к производству.

– А почему такой суровый отдел, как ваш, занимается такими мелочами?

– Потому что его задержал РУОП.

– А если бы РУОП задержал карманника?