Свидетели

Ломон не ощущал больше жара. Хладнокровно и трезво, хотя и не без нетерпения, он наблюдал за чередовавшимися свидетелями, словно это шествие, которому так старались придать торжественный характер, представлялось ему скорее комическим.

У сапожника Бодлена, вызванного после девочки, была в результате несчастного случая рассечена щека, лицо перекосилось — казалось, рот у него, что называется, до ушей. Жил Бодлен на Котельной улице, там же находилась его мастерская. В тот вечер, по его словам, в половине восьмого он еще работал и видел, как мимо прошла Мариетта Ламбер под руку с мужчиной.

— Вы ее хорошо знали?

— Я всегда чинил ей обувь.

— Вы можете рассказать присяжным, как она была одета?

— Платье красное, пальто зеленое.

— Вы узнали мужчину, который провожал ее?

— Я опознал его потом по фотографии, которую показали мне господа из полиции.

— Они показали вам одну фотографию?

Нет, штук двадцать с самыми разными людьми, но я сразу указал нужную.

— На ней снят некий Желино?

— Мне сказали, что его так зовут.

— Вы не заметили ничего особенного в их поведении?

— Они ругались.

Но вы только что сказали, что они шли под руку.

— Одно другому не помеха. Она держала его под руку, потому что он ее дружок, а ругаться они ругались.

— Дело было в марте, погода стояла холодная. Вам, наверно, пришлось прикрыть дверь мастерской?

— Нет, она была открыта. Мастерская у меня вот такая, не больше, — тут Бодлен начертил в воздухе прямоугольник, — а тут еще печка. Не откроешь дверь — задохнешься.

— Что вы слышали?

— Мариетта ему сказала: «На меня не рассчитывай — не такая уж я дура».

— Больше вы ничего не расслышали?

— Я особо не прислушивался, да они уж и прошли мимо.

— В каком направлении?

— К центру города, то есть в другую сторону от железной дороги.

— Котельная улица параллельна Верхней. Не сократили бы они себе путь, пойдя по Верхней?

— Это их дело. Не буду же я выходить из мастерской и объяснять.

— Вы в тот день что-нибудь пили?

— Как всегда: два литра красного. Мне доктор посоветовал.

Ламбер, с рассеянным видом опершийся локтями о перила во время допроса последних свидетелей, внезапно выпрямился, увидев, что в зал решительной походкой входит Луиза Берне, невысокая сухопарая женщина лет пятидесяти.

— Ваша фамилия, имя, род занятий?

— Луиза Берне, акушерка, Железнодорожная, шестьдесят два.

— Повернитесь к господам присяжным и расскажите все, что вам известно по этому делу.

— Я живу на Железнодорожной улице, в третьем этаже дома между Верхней и Котельной улицами. Моя квартира — одна из немногих на этой улице, где есть балкон. В субботу, девятнадцатого марта, я задержалась в городе на родах и вернулась к себе после половины одиннадцатого. В нашем ремесле привыкаешь работать в любое время суток.

В глубине зала произошло какое-то движение. Ломон издали разглядел полицейского, стоявшего на посту у дверей. Он пререкался с женщиной. Она была с непокрытой головой, и полицейский почему-то ее не пропускал. Ломон не придал этому значения.

— Продолжайте. Итак, вы вернулись к себе немного позднее половины одиннадцатого?

— Да, господин председательствующий. Я ушла из дому в полдень, и потому моя бедная кошечка осталась без обеда. Я побежала на кухню сварить ей суп. Пока он варился, я разговаривала с кошкой. Она — как человек; все понимает. Напрасно считают, что животные…

— Придерживайтесь, пожалуйста, фактов, имеющих отношение к делу.

— Ладно. Отняло это у меня минут десять. Я успела снять шляпу, пальто, повесила их на место, вымыла кошачью миску, оставшуюся грязной с полудня. Потом открыла дверь на балкон — я всегда там кормлю кошку, чтобы она не пачкала пол в комнатах. Пока кошка ела, я вернулась на кухню и прибралась. На это тоже понадобилось время. Потом вышла на балкон посмотреть, поела ли кошка и сделала ли она свои дела; вот тогда я и заметила мужчину, спускавшегося по лестнице с насыпи.

— Было приблизительно без четверти одиннадцать?

— Если вас интересует мое мнение, почти одиннадцать.

— Он был один?

— Да, господин председательствующий.

— Он пользовался электрическим фонариком?

— Нет, света я не заметила.

— Есть ли поблизости от лестницы газовый фонарь?

— Да, есть. Метрах в тридцати. Вначале я подумала, что это кто-то возвращается напрямик из Женетт.

— И часто это бывает?

— Случается. Я сама как-то прошла через пути: за мной прислали от роженицы, и я боялась опоздать.

Лицо у Луизы Берне было сероватое, взгляд тусклый. Ломон, сразу невзлюбивший свидетельницу, нарочно ставил ей вопросы в ином порядке, чем следователь Каду, чтобы акушерка не могла разом выпалить заранее вызубренный монолог. Ее показания представлялись наиболее вескими, такими вескими, что их одних было достаточно для осуждения Ламбера.

— Продолжайте. Вы увидели спускавшегося по лестнице мужчину.