Однако это последнее усилие не смогло продлить агонию корабля более, чем на полчаса. Опять возник угрожающий крен — и «Александр» снова оставил колонну. Большой пожар полыхал в районе боевой рубки, и с «Сенявина», шедшего впереди него, не видели на его мостике никого, кроме сигнальщика, который семафорил «Погибаю!».
Чувствуя, что конец близок, многие из команды выбежали на бак, но броненосец перевернулся так быстро и неожиданно, что большинство оказались под ним. И только человек пятнадцать смогли вскарабкаться на его киль, отсрочив свою смерть на короткое время. Только Бог знает, какая страшная, мучительная смерть — у раненых и невредимых — была у тех, кто остался внутри опрокинутого судна. Разрываемые на куски машинами, придавленные снарядами или другими тяжелыми частями, они инстинктивно пытались выползти наверх из затопляемого судна. Но над ними была тяжелая палуба, ставшая теперь потолком. Натыкаясь повсюду на это железо, покалеченные и полузадохшиеся от недостатка кислорода, они стучали в эту стальную преграду и захлебывались, когда вода поднималась».
Затем подошла очередь «Орла» и «Бородина». Большинство снарядов попало в последний, который теперь шел ведущим, но по крайней мере один снаряд в этот период попал и в «Орла». Вот как вспоминает об этом Новиков-Прибой: «Раздался сигнал «Отражение минной атаки». Но на самом деле никаких миноносцев не было видно. Как после выяснилось, этим сигналом старший офицер Сидоров вызвал прислугу мелкой артиллерии для тушения пожаров. Выскочило наверх человек десять. В этот момент недалеко от судна упал снаряд в море, скользнул по его поверхности и рикошетом снова поднялся на воздух, длинный и черный, как дельфин. Двадцатипудовой тяжестью он рухнул на палубу. На месте взрыва взметнулось и разлилось жидкое пламя, замкнутое расползающимся кольцом бурого дыма. Меня обдало горячей струей и опрокинуло на спину. Мне показалось, что я разлетелся на мельчайшие частицы, как пыль от порыва ветра. Это отсутствие ощущения тела почему-то удивило меня больше всего.