Свидетели Цусимы

На крыше 12-дюймовой башни возвышалась крупная фигура лейтенанта Павлинова, который забрался туда, чтобы лучше следить за японскими миноносцами. Эта башня, а также передняя 6-дюймовая орудийная башня правого борта следовали его приказаниям и поворачивали свои стволы туда, где показывались подозрительные силуэты.

Я заглянул в боевую рубку. Там было четверо офицеров, из них один лишь лейтенант Модзалевский оставался невредим. Лейтенант Шамшев, сгорбившись, сидел на палубе и стонал. Старший офицер Сидоров бессильно прислонил свою забинтованную голову к вертикальной броне башни. Модзалевский и мичман Саккелари смотрели сквозь прорезь, наблюдая за «Николаем», на корме которого, как путеводная звезда, светился единственный навигационный огонь. У руля стоял боцманмат Копылов, крепкого сложения темноволосый сибиряк с маленькими жесткими усиками. Это был наш лучший рулевой, знавший все тонкости своего дела, умевший обуздать все капризы броненосца на самых замысловатых маневрах. Голова его была низко опущена, как будто он хотел спрятать от других задетое осколками лицо. Правая его рука была обмотана ветошью: ему оторвало два пальца. С самого утра, когда появились японские разведчики, он был на этом посту, и, хотя потерял много крови, он стоял у компаса неотрывно, словно притянутый к нему магнитом. Кроме перечисленных в рубке находились еще двое — сигнальщик Шемякин и кондуктор Казинец.

— Адмирал уходит влево! — закричал мичман Саккелари.

Старший офицер мгновенно выпрямился: — Не отставай! — и, обращаясь к Копылову:

— Осторожнее клади руля!

— Есть, осторожнее руля! — мрачно ответил Копылов.

«Орел» начал поворачивать влево и одновременно, в силу центробежной реакции, стал крениться на правый борт. В боевой рубке послышался зловещий гул воды с батарейной и верхней палуб: там хлынула вода в противоположную повороту сторону. Все креномеры были разбиты в предыдущем артиллерийском бою, но и без них чувствовалось, что корабль достиг предела остойчивости.

Врубке знали о восьми критических градусах, но все молчали, думая, как и я, что сейчас — конец. Но вот, мало-помалу, дрожа всеми частями своего корпуса, броненосец стал выпрямляться.

— Молодчина, «Орел»! — с облегчением вздохнул старший офицер.