Свидетельницы зла

– В этом чеке все, что обычно заказывала жертва: два коктейля, пиво и луковые колечки.

– И? – Ноздри Рябова гневно раздулись. – Что необычного в ее обычном заказе, майор?

– То, что ее в тот вечер в клубе не видели.

– Кто не видел? Ее пьяная подруга? – Рябову уже докладывали, он уже знал. – Она себя в тот вечер не видела, майор. Ее в такси грузили буквально. Как она до квартиры добралась и ноги не переломала, загадка. Она была очень, очень, майор, сильно пьяна.

– Бармен тоже не помнит Новикову.

– Как было ему вспомнить, если он крутился как белка в колесе! – процитировал доклад одного из подчиненных Рябов. – Да, Вишняков, да, не смотри на меня так. Я попросил лейтенанта Горохову еще раз съездить в этот клуб. И еще раз переговорить с персоналом.

Вишнякову тут же захотелось плюнуть на отполированный локтями стол и уйти. Рябов, конечно, вообще! Того уже, подполковник! Чтобы посылать по следу лейтенанта какого-то зеленого! Да еще Горохову! Она же с людьми работать не умеет вовсе. Она вопросы не умеет задавать. Мысль свою формулировать правильно не умеет.

Ну, Рябов!..

– Разрешите идти? – Вишняков полез из-за стола.

– Не разрешаю! – прикрикнул Рябов и по столу ладонью шлепнул. – Совещание еще не закончилось.

А оно, по сути, и не начиналось. Топтанием на одном месте это было, а не совещанием. Но майор послушно уселся на место.

– Что можешь сказать о подруге погибшей Новиковой, майор?

– О которой? Их у нее несколько, – поджал Вишняков губы.

– О той, которая вызвалась на опознание приехать. И домчалась в рекордно короткий срок. Будто на соседней улице была, в самом деле! Что ты можешь о ней сказать?

– Ольга Всеволодовна Королёва, двадцати трех лет от роду. Не замужем. Не привлекалась. Проживает по адресу… – Он зачитал свой адрес, только номер квартиры поменял. – Работает креативным директором в солидной фирме, соучредителем которой является ее отец. Лишилась матери десять лет назад. Та погибла в автомобильной катастрофе с любовником. Отец ее восемь лет назад вторично женился. Воспитывает трех сыновей. Жена…

– Все, хватит, – замахал на него руками Рябов. – Вижу, работал, молодец. Я не о том вообще хотел спросить. Я хотел спросить, в каких отношениях эта самая Ольга Королёва была с погибшей?

– В нормальных отношениях. Они очень тесно и давно дружили.

– Угу… – Рябов покосился на распечатки с интернета, которые ему подсунул Вишняков. – Как считаешь, могла эта Королёва быть причастной?

– К чему, товарищ подполковник? К массовому убийству?!

Вот честное слово, еле сдержался, чтобы у виска не покрутить. Рябов, наверное, уже не знает, что придумать для доклада наверх.

– К такой вот игре, как ты это называешь? – Подполковник сграбастал распечатки и помотал ими в воздухе. – Они же сейчас не пойми чем мозги свои забивают. Эта, с позволения сказать, золотая молодежь, она… Гм-м… Так что? Как считаешь, майор?

– Я не разрабатывал Королёву на предмет подозреваемой. У нее алиби, товарищ подполковник, – напомнил Вишняков. – К тому же ее потрясение в момент опознания было очевидным.

– А вот тут я с тобой не соглашусь, майор, – вдруг обрадовался Рябов. – Из всех, кто осматривал тела, эта самая Королёва держалась лучше всех. Сначала будто испугалась. А потом очень быстро пришла в себя. Скажите, какое самообладание! Твою лучшую подругу убили, сожгли, а она даже не всплакнула. Это так… Это так не похоже на женщину. На обычную женщину.

Может, потому, что Королёва была особенной? Не такой, как все?

Об этом он в тот момент подумал, но вслух не сказал. Потом замотался днем. И вспомнил о Королёвой, лишь подъехав к дому. Вспомнил, потому что машину ее увидал на стоянке, которую она будто бы оплачивала. Машина была сильно занесена снегом. А снег шел еще два дня назад. Она что, не выезжала никуда? А как же работа?

Подумал и снова забыл. Потому что нашел в почтовом ящике неприятную бумагу. Повестку в суд! Тамара подала на развод. Почему в суд-то? У них не было детей. Не было совместно нажитого имущества. Разбежались бы тихо, мирно. Что-то затевается его женой. Что-то нехорошее.

Он долго прождал лифт и вошел в кабину взбешенным. А когда вошел в квартиру и понял, что снова не купил соль, то матерился минут пять, хотя в принципе не любил выражаться.

Пельмени пришлось варить со специями, в которых была соль. Высыпал целую пачку и пересолил. Ел и морщился. Еле запил потом тремя чашками чая. Только-только улеглось раздражение от невкусного, пересоленного ужина, как позвонила Тамара. И началось! Упреки, слезы. Она обвиняла его в своей разрушенной им карьере, в крахе мечты стать знаменитым журналистом, в нанесении вреда здоровью.

– А тут я в чем виноват? – поинтересовался Вишняков лениво.

– Мне пришлось из-за тебя сделать аборт, и теперь еще неизвестно, смогу ли я иметь детей или нет!

– Тамара… Тамара, остановись, – попросил он, закатывая глаза под лоб. – Или я напомню тебе, что аборт ты делала не от меня. И делала его задолго до нашего с тобой знакомства. Это раз.

Она помолчала, а потом спросила сердито:

– А что два?