Он метался в бреду, тяжело дыша. И чудилась ему Богородица. Склонилась она над ним, но крепко сжаты ее губы и печальны глаза. «Дева пречистая! На тебя уповаю и в сына твоего верую!» – шептали в бреду уста, а голова моталась в такт дорожным колдобинам. Но нет, не богоматерь склонилась над ним, а старица Пелагея, маманька его. Провела, почти касаясь рукой, по волосам, и растаял образ её в немеркнущем сиянии. Убили маманьку, злыдни, смертью её сильней уязвить меня пожелали. Господи! И в этом моя вина! Господи! Я, слабый и грешный Иов, к стопам твоим припадаю! Прояви милость свою, прости согрешенья мои! Гордыня – грех мой!.. Да, гордыня!.. Из праха возвысил меня великий царь Иван Васильевич Грозный. А деяниями Годуновых избрали патриархом. Первым русским патриархом! И стал я равен царям – нет, выше! Ибо власть духовная выше власти земной!.. Гордыня! Опять гордыня!.. Господи, к тебе привел ох! Научи имя творить и душу, яко ты еси бог мой!.. Не для себя старался в трудах денных и нощных, ради блага земли многострадальной русской!.. И обличал я в проповедях самозванца, Дмитрием прозвавшегося, и писал грамоты королю ляхскому: «Не верь самозванцу, прояви мудрость и человеколюбие христианское». Но не слышит латинянин православного, не желает услышать! Но не ляхским я опечален. Как явился Лжедмитрий на землю русскую, кинулись ему стопы целовать не просто людишки подлые, а бояре знатные. Сначала один, другой, потом скопом. О, как стократ был прав Иван Васильевич Грозный, вырывая гниль с кореньями! А ведь и я в христианском великодушии просил его за некоторых. Но оказалось, что этим боярам их званство выше чести земли русской. Слеп был, каюсь я в этом, господи! А ведь промысел божий в мыслях и деяниях каждого. И в моих тоже. Господи! Осознав всю гибельность самозванства, укрепив себя молитвою трехдневной, осенив крестом животворящим, решил я отказать Лжедмитрию в милости божьей. А знал: он убивать меня будет. Но я открыто на это пошёл. Ведь если я, пастырь духовный, сам с себя не начну, чего же требовать могу от паствы православной? И обратил взор свой я долу, и увидел грязь на стопах своих. И поднял я очи вверх, и посмотрел я на парящий в вышине лик Христа, а ниже на лики святых, из любви к Христу и к вере святой на смерть пошедших. И спросил я себя: «Что есть человек: частица праха во прах идущая или частица помысла божьего к нему обращенная?». Так что есть человек?
…Телеги, проскрипев мимо изб, остановились на косогоре. И открылась путешественникам панорама Старицы.
На другом крутом берегу, замыкая горизонт, высились стены трёх кремлей с церквами, а между ними глубокие рвы с перекидными подъёмными мостками.
Внизу под кремлями раскинулись дома, торговые ряды, причалы.
Ещё ниже серебристо-голубой лентой сверкала Волга, неширокая, но до боли любимая.
На этом берегу внизу высились стены с башенками и въездными воротами. Внутри стен вверх взметнулись кресты соборов Успенского мужского монастыря, а влево – Воскресенского женского. Лепота!
…Настоятель монастыря не стал исполнять указания Самозванца. А потом не стало и Лжедмитрия. Иов прожил ещё два года. Он долго болел, почти ослеп (сказались последствия удара дубинкой по голове).
Но он успел благословить на патриаршество митрополита Казанского Гермогена.
И повторил Гермоген подвиг своего предшественника Иова. Он проклял Лжедмитрия II, затем отказался подписывать грамоту с требованием поляков об отводе Ополчения от Москвы, за что был брошен в подземелье Чудова монастыря и уморён голодом.
Иов скончался 19 июня 1607 года и был погребен у западных дверей Успенского собора Старицкого монастыря. В 1652 году при патриархе Иосифе мощи святителя Иова перенесли в Москву и положены в Успенском соборе Московского кремля.
В 2010 году у северной стены Старицкого Свято-Успенского монастыря был установлен памятник первому русскому патриарху Иову.
«Из искры возгорится пламя». Подвиги Иова, Гермогена, других безвестных героев всколыхнули широкие слои русского общества. В 1612 году народное ополчение изгнало поляков из Москвы. Спустя столетия и Иов, и Гермоген были причислены к лику святых.
Погибшие за Отечества навечно останутся в памяти народной. Честь им и слава!
Парадоксы профессора Кожухова (1921–1982)
Не скрою, писать о Юрии Вячеславовиче Кожухове – трудно. Он слыл одним из самых легендарных герценовцев. Не случайно бывший наш ректор Г.А.Бордовский вспоминал, что задолго до выхода на экраны культового фильма Э.Рязанова «Ирония судьбы или с лёгким паром» аналогичная история произошла с молодым Юрием Вячеславовичем и его друзьями[1]
. Как эта свобода самовыражения, видимо, всегда присущая нашему герою, вписывалась в контекст тускло-регламентированного советского времени? Не знаю…