Свидетельства времени. Сборник произведений писателей Секции Художественно-документальной прозы Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России. Выпуск 12

Кожухов-лектор запомнился ещё умением создать в аудитории уважительно-строгую, но в то же время доброжелательную обстановку.

У него отношение к студентам было отцовское – одновременно ласковое и требовательное. Ему каждый студент был интересен, с каждым он мгновенно находил общий язык. Не случайно в 50-е годы он приглашался на студенческие свадьбы в качестве посажённого отца.

Чувствовался солидный запас знаний, который не выносится на лекцию, но имеется и постоянно пополняется. Нам он советовал не только читать монографии и учебники, но и посещать музеи, знать архитектурные памятники. К месту рассказал анекдот: рассматривает некто картину «Царь Пётр допрашивает царевича Алексея», смотрит и недоумевает: «Картина хорошая, почему же Ге?»

Запомнились его отточенные формулировки, как, например, «Великое герцогство Варшавское – это пистолет, направленный в сердце России».

Конечно, как и все мы, был он человеком своего времени. Не удержался «боднуть» покойного академика Е.В.Тарле на одной из лекций – мол, всё-таки у Евгения Викторовича сохранилось некоторое расшаркивание перед Наполеоном. Думаю, это был отголосок каких-то неведомых нам и не вполне академических баталий. В то же время об Аракчееве сказал, что заслуги последнего как выдающегося артиллериста и организатора войск накануне Отечественной войны 1812 года весьма велики…

Свой последний экзамен Юрий Вячеславович принимал у нашего курса 10 января 1982 года. До его смерти оставалось всего ничего – три месяца и неделя…

Конечно, мы тогда и предположить не могли, что жизнь нашего профессора оборвётся так рано – для мужчины 61 год не возраст… Да и он же спортивен, подтянут, летом сплавляется на байдарках, рыбачит, охотится… Но не дано человеку знать своё будущее и «дату своего ухода»…

И вот – экзамен… Обстановка спокойная, почти непринуждённая. Я ему рассказываю о Венском конгрессе. Говорю, что, мол, зря называли остряки этот конгресс «танцующим», ведь решались судьбы Европы на десятилетия вперёд… Кожухов прерывает, широко улыбаясь:

– Ну, это как посмотреть… Молодёжь-то танцевала…

Я обиженно смолкаю. В те времена была страшно застенчивой и тушевалась сразу, если, например, экзаменатор «встревал». Кожухов тут же примирительно произносит уже серьёзно:

– Извините, продолжайте, пожалуйста.

Как он почувствовал, что мне стало некомфортно, как мгновенно перестроился, настроился на мою волну? Чудо или мастерство преподавателя?

Уже выводя в зачётке «отлично», Юрий Вячеславович наградил меня, как орденом, похвалой за ответ:

– Спасибо вам большое, Ирина Семёновна. Ставлю вам «пять с плюсом». Вы – прирождённый историк.

И сейчас, когда что-то не клеится, не складывается, я вспоминаю эти слова, и на душе теплеет.

Если в мимолётном общении Кожухов был так внимателен и добр к окружающим, то как же он поддерживал коллег, родных и близких…

Воистину, это был человек большого сердца, щедро и многообразно одарённый природой.

Он был прекрасным рассказчиком. На консультации перед экзаменом, каких только мы не затронули тем! Не хотелось уходить. И профессор не гнал нас. Видно, и мы ему были интересны, а не только он – нам. Разговор тогда вышел далеко за рамки предэкзаменационной консультации. Узнав, что наша студентка Зина Голединец – с Украины, Кожухов вспомнил, что ему пришлось сдавать экзамен по украинскому языку, но поставили четвёрку – из-за польского акцента. Видимо, придирались – откуда у смоленского хлопца мог взяться польский акцент?[5] Он и от диалектизмов избавился, говорил как коренной питерец. Мне было с кем сравнивать…

…И вот – день очередного коммунистического субботника – 17 апреля 1982 года стал днём его смерти и поистине «чёрным» днём для всего осиротевшего факультета.

Правда, мы, студенты, узнали о кончине Кожухова, уже возвращаясь домой. Нашей однокурснице Лене Ильиной декан И.И.Рогозин велел писать траурное объявление…

Ощущение было – как обухом по голове…

Вспоминали мы и ту памятную, для Юрия Вячеславовича последнюю консультацию.

Он рассказал нам и о своём инфаркте (пережитом 10 лет назад), и о клинической смерти – с доброй улыбкой: «А помирать не страшно, ребята…»

И эти слова, сказанные незадолго до смерти, теперь воспринимались как пророчество, как предвидение… Смерть его была мгновенной – встал ночью покурить, зашёл в ванную, и сердце остановилось. Курил он вообще много, не отказался от этой пагубной привычки и после инфаркта, не хотел себя лишать одного из жизненных удовольствий, чувствовать ограничения, налагаемые возрастом и болезнями.

Нежелание терять «качество жизни», а Кожухов любил жизнь во всех её проявлениях, было, по-видимому, его принципиальной и очень мужской позицией.