Свидетельство обвинения (Том 1, Революция и первые годы Советской власти)

Кроме всего - прочего, за переворотом учреждений не обязательно следует переворот убеждений Случается, что старые представления еще долго живут в неуютном новом доме преобразованного общества, живут здесь лишь потому, что имеют органическую потребность в жилище и даже переживают его, когда приходит новое преобразование...

Давно подмечено, что люди, замышляющие общественный переворот, переустройство, делятся на:

1) таких, которые хотят достигнуть этим чего-либо для самих себя, и

2) таких, которые имеют в виду при этом потомков. [1]

С первой группой все ясно. Вторая опасна как раз тем, что она имеет крепкую веру и спокойную совесть бескорыстных людей.

Первых можно в конце концов удовлетворить: любое общество достаточно богато и разумно для этого. Но когда цели становятся безличными, возникает опасность серьезная: революционеры в таком случае вправе рассматривать защитников разумного старого консерваторов, говоря их языком, как лично заинтересованных, и потому чувствовать себя значительно выше последних в моральном отношении.

Внешняя бескорыстность и справедливость таких людей привлекает новые умы, всегда чем-то недовольных существующим порядком, возникает критическая революционная ситуация, которая разрешается коренным переустройством общества.

В отрицании людям довольно легко объединиться, их влечет к этому общий дух недовольства и подсознательного стремления к лучшему. Именно этим и объясняется восторг, с которым широкими массами встречается всякая революция.

...У нас, в России, революция произошла в значительной мере на почве материальной несправедливости, в целях достижения возможно более полных желудочных благ. [2]

Многих не устраивало существовавшее распределение материальных благ между отдельными слоями населения царской России. Можно возразить, но не стоит делать это очень бурно.

В последний период существования царской России (1905-1917 гг.) правительство предоставило права существования (если говорить о духовно-политической стороне жизни) всем группам и течениям. Противники государственной идеологии, пусть с некоторыми осложнениями, но все же могли распространять свои идеи, организовывать свои партии, проводить своих кандидатов в правящие органы, имели свои вольные типографии. Духовных свобод добились. Ничуть не меньших, чем мы имеем сейчас. Неудовлетворенными остались материальные запросы. Это и привело к революционному взрыву.

Легко заметить, что "многообразие" мотивов вообще всех известных восстаний и революций укладывается в две категории: жажда прибылей и жажда почестей. Еще Платон утверждал, что стремление к обогащению является одной из двух основных причин восстаний, подразумевая под второй жажду почестей. "Одной из причин восстаний бывает стремление к обогащению". [3]

Еще более недвусмысленно отметил эту черту революционеров Федор Михайлович Достоевский в "Бесах". "Почему это, - недоуменно спрашивает он, - все эти отчаянные социалисты и коммунисты в то же время и такие неимоверные скряги, приобретатели, собственники, и даже так, что чем больше он социалист, тем дальше пошел, тем сильнее и собственник... почему это?" [4]

Кроме этого, без труда можно увидеть, что стремление к всестороннему уравниванию составляющих общество слоев в русской революции исходило из самых низких общественных групп. [5]

Схематически этот революционный порыв можно представить следующим образом.

Неимущие народные массы, в целях полного равноправия, берутся за оружие и ценой крови и насилия отторгают себе свою долю (и даже больше, если помнить, что имущий класс вообще не участвовал в этой "целогосударственной дележке добычи", их-то и за людей почти не считали за немногими исключениями, когда молодое советское государство встало перед проблемой необходимости научных работников и технических специалистов, которых можно было найти исключительно только в этой среде), так вот, революционные массы отторгают себе свою долю материальных ценностей.

Не происхождение, не идеология, не положение в обществе, не занимаемая должность, не какие бы то ни было другие признаки были положены в основу революционного размежевания толпы, но единственно материальный показатель. Хлеб и рубль - вот во имя чего лилась кровь народа.

Нищий перед лицом имущего заявляет с юридическим апломбом, что он имеет право обладать тем же, что и последний, причем, за счет того же последнего, к тому же добивается этого путем самого жестокого насилия. Как же обстоит здесь дело со справедливостью?