Свидетельство

— Бегу в Союз молодежи! На десять созвала ребят! — крикнула она на бегу.

— Погоди! Ты знаешь, какая разница между… большевиками и меньшевиками…

— Нет, — на миг обернулась девушка. — Впрочем, товарищ Поллак объяснял мне. Я потому и вставила этот вопрос в викторину! — И Жужа убежала.

А Сечи пошел на картонажную фабрику.

Этажи огромного красного кирпичного здания рухнули. Дорогие картонажные машины провалились в подвал. В деревянном складском сарае собралось несколько женщин, худых, ослабевших за время осады, и один хромоногий старик. На небольшой чугунке варился пустой, постный суп.

— Быстро тут ничего не сделаешь, — пожимая плечами и беспомощно разводя руками, говорил хромой. — Люди, может, и пошли бы. Так ведь мы их даже накормить не в силах… Что нам делать, товарищ? — Он огляделся по сторонам и снова пожал плечами. — Но все-таки фабричный комитет мы выбрали. Словом, постараемся выделить людей на захоронение трупов. Только вы им хоть по тарелке супу давали бы…

Саларди из районного комитета пошел в Крепость в здание министерства иностранных дел. Огромный дом весь осел и грозил совсем рухнуть. Посреди небольшого четырехугольного дворика пылал гигантский костер. Ласло заглянул, что там жгут. Оказалось — дипломатические документы, официальные бумаги! Прыгнул ногами в костер, принялся топтать, тушить огонь. Наконец во дворе появились два чиновника. Нехотя пошли за водой в подвал. Из подвала вылез бородатый верзила, испуганно принялся оправдываться:

— Ничего ценного, одна макулатура…

— Там видно будет!

Ласло помчался в типографию, вызвал двух рабочих, уцелевшие документы велел снести в комнату, запереть, опечатать. Бородатый представился: генеральный консул, здесь он за главного.

— Смотрите, господин консул! Вы за все будете в ответе.

— Но, господа!.. — кланяясь, оправдывался бородатый. — Я же не знал… Я думал…

— Сколько вас здесь?

— До сих пор явилось сто десять человек.

— Если у них нет другого дела, как жечь документы, то пусть все сто десять, как один, идут на работы по захоронению трупов.

— Пожалуйста, господа, пожалуйста…

Внизу, в крепостном парке, Янош Сабо с двумя помощниками проверял наличность семенного и посадочного материала.

— Передайте все это Организации национальной помощи, они распределят, — посоветовал Сечи. — Но кого-нибудь из своих туда пошлите. Да такого, который понимает, что к чему. А на работы по захоронению сколько человек сможете выделить?

Пока обежал всех и вернулся, у Беке был уже готов и котел его баланды. Отличный малый этот Беке, вот только на слова скуповат. И потом — все время кланяется! Его «перевоспитанием» занималась Жужа Вадас. «Опять? — то и дело вопит она. — Сколько раз мы вам говорили: перед нами спину не гните!» «Слушаюсь!» — щелкает каблуками Беке и кланяется…

Между прочим, он подал заявление в партию. Выяснилось, что с 1911 года вплоть до 1933, когда его выставили из Австрии за какую-то стачечную историю, он участвовал в рабочем движении в Вене. А щелканье каблуками да поклоны — что же поделаешь, если человек привык?

В кабинете секретаря стояли запыхавшийся, но весело возбужденный Капи и два перепуганных оторопелых парня, — Капи «мобилизовал» их прямо на улице, чтобы помогли отнести в комитет большущую бельевую корзину, наполненную какими-то пакетиками, баночками, пузырьками. В стороне стоял с возмущенным видом седой господин в черном пальто. Из-за его плеча выглядывала юная девушка. Едва Сечи вошел, старик бросился к нему и, отчаянно жестикулируя, принялся объяснять:

— Господин секретарь, извольте, мы можем хоть здесь встать и выдавать лекарства, нам все равно. Только нельзя же это так просто, как бакалею какую-нибудь, без рецепта, без всего… Вы не обижайтесь, но для этого знания нужны. Здесь много полуфабрикатов, среди них есть такие страшные яды, что и несколько миллиграммов их вызывают смерть.

— Зачем ты все это сюда приволок? — обратился Сечи к Капи.

— Сегодня ночью взломали аптеку на Аладарской, Иду и вижу: тащат всяк, кому не лень, лекарства. Вот я и распорядился: собрать все и конфисковать.

— Правильно сделали, и спасибо вам за это не только от меня, но и от имени всех больных, — вмешался седоволосый. — Только распорядитесь, чтобы…

— Вы все равно «налево» все лекарства сплавите! — напустился на него Капи.

— Простите, да что вы! — запротестовал седой мужчина. — У меня и отец и дед были аптекарями, вот и дочь моя тоже. Представься! — сказал он красивой девушке, выглядывавшей из-за его плеча. — Мы по всем рецептам отпускали, что, конечно, имелось. Даже в ту пору, когда многие аптекари вокруг — как вы изволили выразиться — уже пускали лекарства «налево». Я же говорю: если угодно, мы и здесь готовы отпускать лекарства.

Сечи удивленно взглянул на Капи.

— Не будем же мы в комитете еще и аптеку оборудовать. — И, повернувшись к аптекарю, спросил: — Есть у вас помещение, где все это хранить?

— Конечно! В лаборатории.

— Беретесь отпускать лекарства по всем рецептам?

— И сообщить районному врачу о наличии лекарств?

— Конечно, разумеется! — облегченно вздохнул аптекарь.

— Ну, тогда тащите все это обратно.