Свидетельство

Допели песню, и в наступившей тишине, словно вопль ужаса, раздался охрипший уже, срывающийся голос Жужи: «Конец войне, ура миру!» У нее на плече тоже было два флага, два легких флага на тонких ясеневых древках. Волосы ее при каждом шаге развевались и вместе с флагами полоскались за спиной. «Конец войне, ура миру!» Пожалуй, Жужа чувствовала себя обиженной, не увидев встающих за ней в колонну сотен и тысяч людей, по мере того как они маршировали по улицам района. Они, эти сотни и тысячи, попросту отправились ужинать. И от колонны осталась всего лишь небольшая горсточка человек в тридцать — сорок. Но Жужа вела эту горсточку на борьбу против всех, кто не разделял ее восторга, радости топочущих ног, против всех, кто не хотел самозабвенно вопить: «Конец войне, ура миру!» Пусть же дрожат обжирающиеся ужином мещане за своими заколоченными досками окнами! «Конец войне, ура миру!» Она выкрикивала эти слова, как боевой клич, словно вела свой маленький отряд на баррикады, словно зажигала их на беспощадную, святую войну против всех, кто не топал с ней в ногу, не шагал в длинной-предлинной колонне за ее спиной, не вопил: «Конец войне, ура миру!»

Возле комитета партии флаги сложили и разошлись по домам. Ласло остался один. Он и желал этого. Ему хотелось немного пройтись, побродить вокруг Вермезё. Домой его не тянуло. Знал, что стоит ему перешагнуть порог, как в нем закипит злоба против соседей. Ванной пользоваться нельзя. Электричество отключили: соседи не захотели платить, предпочитая пользоваться свечой или коптилкой — как прежде! На кухне развели кроликов. Четыре или пять зверьков, а гадят, как целое коровье стадо. И кто знает, может, за его отсутствие они уже успели завести и поселить в передней и козу…

Перед вокзалом в темноте блеснул огонек сигареты и на миг осветил лицо курившего: Казар, инженер из депо! Ласло вдруг вспомнил, что советский комендант уже несколько раз спрашивал его о нем, но Ласло ничего толком сказать не мог. Ему вечно было некогда, да и не очень хотелось еще раз любоваться страшным зрелищем заваленной ржавым железом станции.

— Добрый вечер.

— Добрый вечер… Дышите свежим воздухом? Погода преотличная.

— Да вот, решил немножко прогуляться… А в общем-то пора бы и домой…

— Вам что — квартирантов вселили?

— Нет, пока не вселили, — поспешил разуверить Казар, но Ласло по его тону почувствовал, что он, сам того не желая, задел инженера за больное.

— Я ведь сегодня на митинге был, где вы, господин секретарь… — Казар хотел добавить что-то еще, может быть, поговорить по душам, коль скоро они встретились вот так, в темноте, и он уже рот раскрыл, но потом затянулся поглубже, вдохнул дым и, выплюнув окурок, растоптал его ногой… и сказал только: — Словом, войне конец… — Но и эти слова дались ему с трудом: он даже вздохнул.

Да, люди бывают разные. Одни умеют выразить самые сокровенные свои чувства и мысли, а другие за всю жизнь ничего о себе не расскажут. «Дайте, пожалуйста, стакан воды», «Передайте линейку», «Здравствуйте», «Зайдите в контору», — вот и все его слова… Клара, та умеет высказать все, что угодно, а он…

«Словом — войне конец», — сказал он сейчас. Неужели только на эту фразу и хватит его, на эту неуклюжую пустяковину — к тому же сказанную во второй раз?.. И вдруг, неожиданно для себя, Казар произнес:

— Вы и прежде были коммунистом? — спросил и тут же почувствовал жгучий стыд: удобно ли об этом спрашивать?

Но Ласло, вероятно, уловил, как давно дожидается ответа этот простой вопрос. А может, и самому Ласло кстати, что есть повод вдосталь наговориться обо всем, что кипит и бушует в нем сегодня. Было новолунье, но на черно-бархатном небе вместо серпика молодой луны искрилось бесчисленное множество больших и малых звезд, то мерцающих, то горящих ровным светом в страшной, невообразимой дали.

Только два года. Сознательно только два года… Хотя, конечно, если подумать хорошенько, то… то, по существу, и раньше. Знаете это выражение у католиков: «духовный сын матери-церкви». Так они называют тех, кто, не зная бога, бессознательно взыскует божественной истины… Слыхали?

— Нет.

— Ну, что-то в этом роде и со мной было. Только все честные люди, искавшие человеческую, а не божественную правду, не в загробном мире, а здесь, на земле, все они как бы невольно становились коммунистами. Ну, — засмеялся Ласло, — я не хотел бы навязывать вам свое собственное убеждение в такой категорической форме.

— Нет, нет, пожалуйста! Мне это интересно!