Свидетельство

— Вот так же мать у меня померла, — проговорил мужчина тихим, полным раскаяния голосом, когда они тронулись в путь. — Должно быть, так вот и померла… Тому десять лет уже. В прислугах была, ну состарилась, непроворна стала. Хозяева и выставили ее за дверь. А я по деревням в это время скитался, работы искал. Ну что я ей мог прислать? Выселили ее из квартиры… А она и писать-то не умела… Я узнал, когда уж вернулся. А умерла она, как мне сказали, в Молнаровском поселке, в яме придорожной. Ходила, старое тряпье собирала… Руку поранила, заражение крови приключилось… Посинела вся, сказывают…

Пока они несли старуху по улице, прохожие то и дело подходили, дивились, спрашивали, кто такая да что с ней. Однако до больницы добрались без помех. Привратник вытаращил на них глаза и отослал в приемный покой Там их встретил молодой худощавый врач в белом халате. Откинув попону, он простукал грудь больной. Какие они все же, эти врачи, будто и не знают слова такого — брезговать!

На выкрашенной белилами стене — электрические часы… Красная секундная стрелка ковыляет мелкими, спотыкающимися шажками Без десяти семь… Незнакомый мужчина распрощался с Лайошем, забрав с собою попону и лесенку. Ему нужно было спешить…

«Пора и мне смываться отсюда, — подумал Лайош. — Выйду на проспект Хунгария. В семь часов сяду на трамвай…» Но тут размышления его оборвал голос врача:

— Не сможем мы ее принять… милейший. У нее воспаление легких. А здесь инфекционная больница.

У Лайоша сразу взмокла спина.

— Доктор, вы же видите, в каком она состоянии. Примите ее, прошу! — И он укоризненно и с отчаянием посмотрел доктору в глаза. — Вы не можете выбросить ее на улицу! Она погибнет.

Врач вернулся к письменному столу, что-то записал на продолговатом листке бумаги и, вздохнув, словно самому себе, сказал:

— Эх, сколько людей сейчас погибает. И не таких старых, как… — И, спохватившись, тут же спросил участливо: — Вам больная кем доводится? Мать?

Лайош на мгновение заколебался: может, сказать «да»?

— Нет, — проговорил он, — никто она мне. Я и не знаю ее вовсе. Случайно наткнулись на нее с тем мужчиной.

Врач молчал, обдумывая положение, и смотрел на Лайоша с глубокой, искренней симпатией.

— Да, — сказал он неизвестно к чему. — Что ж, придется отправить ее в другую больницу. — Сняв телефонную трубку, он набрал номер. — Дайте мне справку о наличии свободных коек, — сказал он в телефон и в ожидании ответа разъяснял Лайошу, прикрыв трубку ладонью: — Ее обязательно нужно куда-нибудь отправить. Только бы место найти… Здесь инфекция, понимаете? Куда бы я ни положил ее, она подцепит еще что-нибудь, и тогда — катастрофа.

Лайош хотел что-то возразить, но врач отмахнулся от него, а в телефон сказал:

— В больнице «Эржебет»? Спасибо… Ну вот! — Он с торжествующим видом обернулся к Лайошу. — Знаете, где находится «Эржебет»?

С трудом сдерживая себя, Лайош попытался как можно спокойнее объяснить врачу положение вещей. Между тем секундная стрелка все бежала и. бежала неумолимо по кругу. Часы показывали уже семь.

— Послушайте, доктор! Вы же видели, как мы принесли ее сюда на носилках? А как я дальше ее поволоку? На спине?

Врач задумался.

— Ну хорошо, — сказал он наконец и рассмеялся сердито. — Дам я вам нашу больничную машину. — Он набрал номер. — Черт бы побрал ваше человеколюбие! — И, снова положив трубку, добавил: — А потом выкручивайся, когда притянут к ответу! Это единственная санитарная машина, которую нам оставили. Не следовало бы давать ее для транспортировки чужих пациентов… Но если мы будем надеяться на Скорую помощь, то бедняжка…

Врач не договорил и махнул рукой.

На площади Надьварад шла проверка документов. На каждой улице, выходившей на площадь, стояло по три-четыре группы контролеров — полицейские, жандармы, нилашисты. Однако белую санитарную машину с красным флажком пропускали всюду без задержки.

«Ну, — думал Лайош, посмеиваясь про себя, — прямо хоть в школьный учебник годится притча: «За добро твое воздастся сторицей».

Впрочем, разве мог он поступить иначе? Даже под угрозой провала…

На Главной улице перед входом в больницу Лайош протянул руку сопровождавшему машину санитару:

— Теперь, кажется, все в порядке. Так что я, пожалуй, пойду…

— То есть как? — изумленно пролепетал тот. — А как же анкетные данные? Разве вы не родственник ей?

— Не больше, чем вы, — сказал Лайош. — Я случайно нашел беднягу. Так что не знаю ни имени ее, ничего…

Он приподнял пилотку и, опасаясь дальнейших расспросов, бросился через улицу. Бегом, насколько позволяли силы, пересек Крепость. Ровно в половине восьмого, когда господин советник, по обыкновению, позвонил, требуя завтрак, Лайош переступил порог кухни. Жена Лайоша, худенькая, невысокая женщина, чуть поднос из рук не выронила от радости и изумления.

— Первым делом все, что на мне, — в духовку! — отстраняя от себя жену, сказал Лайош. — Все это вшивое. — И без долгих разговоров принялся стаскивать с себя одежду.

Когда жена с пустым подносом вернулась на кухню из барских покоев, Лайош уже стоял в тазу с водой и старательно намыливался.