— Теперь основное, — подвел черту Семенов — Как получилось, что тело Хромова опознали родственники, друзья, ведь вместо него был убит кто-то другой.
— Я занимался этим вопросом, читал материалы проведенного тогда, в двухтысячном году, расследования, — ответил Статников. — Дело в том, что все разведчики во время боя находились за разными укрытиями и не видели друг друга. Прилетели «вертушки» и начали бомбить, и под обстрел попали и наши парни и террористы. Все боевики, как и разведчики, были одеты в стандартную для того времени военную форму, в бронежилеты, с калашами, и когда бой кончился, кто-то перепутал изуродованное тело Хромова с телом боевика. Может, случайно, может, намеренно — не знаю, но так вышло.
— Генетическую экспертизу проводили? — спросил Семенов.
— Нет, его же опознали родственники.
— А как же армейские жетоны с данными?
— Вся штука в том, что на трупе был жетон Хромова, по нему его и опознали и не сомневались, что он геройски погиб.
— Видимо, кто-то, может, брат Ибрагимова либо его бойцы надели на труп боевика жетон Хромова, а его, раненого унесли в горы, — высказал предположение Семенов, — выходили, чтобы потом обменять на Хазара.
— Возможно, — кивнул Статников.
Петр Петрович закончил совещание и весь последующий день занимался опросами спецназовцев — участников той боевой операции. В целом картина складывалась ясная. Зорг сказал правду, и это подтверждали показания, полученные от военных. Он лишь не рассказал про убийство семьи Ибрагимовых, но может, это сделал и не он. Теперь предстояло выяснить, чем занимался Хромов после Чечни, как, почему, по какой причине решился на столь тяжкие преступления и были ли у него сообщники. Но второй допрос Зорга Семенов решил сделать не под вечер, когда все устали, а утром следующего дня. Вечером он провел короткое совещание со Скоковым и Егоровой, и они договорились встретиться в десять часов утра в следственном изоляторе Лефортово. После этого все поехали по домам отдыхать. Перед сном Петр Петрович написал на компьютере короткий отчет, вставил в него кое-какие документы, видеозаписи и отослал на электронную почту Сергея Михайлова. Тот принял письмо, прочитал и связался с полковником по видеосвязи «Скайп». Поздравил с успешным ходом дела и сказал, что тот в любой момент может на него рассчитывать. Также Ник предостерег Петровича, что Зорг профессиональный диверсант, и даже под арестом, в следственном изоляторе, очень опасен. Семенов еще раз поблагодарил друга за помощь, и они выключили связь.
Через полчаса Петр Петрович лежал в постели, под боком любимой женушки, и готовился погрузиться в глубокий, спокойный сон. Он закрыл глаза, расслабился и вдруг вспомнил недавний разговор с Ником. Ему стало приятно от того, что они вновь увиделись, хоть и на экране компьютера. По обстановке, интерьеру, находящемуся за плечами друга, Семенов понял, что тот в гостиничном номере, возможно, в другой стране, далеко от Родины. Засыпая, Петр порадовался за себя, за то, что у него есть такой друг.
Глава 18
Ровно в десять в кабинет для допросов Лефортовского СИЗО ввели Хромова и усадили на привернутый к полу стул. Допрос полицейские проводили в том же составе, и Семенов надеялся, что он будет столь же плодотворным. И не ошибся. С самого начала все пошло как нельзя лучше. Зорг выглядел отдохнувшим, спокойным, в благостном расположении духа и сказал, что готов давать ясные, четкие признательные показания. Коля установил видеокамеру, а Петр и Лена Егорова вынули авторучки и блокноты.
— Мы проверили все, что вы сказали, — начал полковник, после того как поздоровался с арестованным, — и выяснили, что эти события имели место. Вы только не рассказали про семью Ибрагимовых. Что с ними стало?
— А, — потянул Зорг, — в прошлый раз не успел, вернее, утаил от вас один факт. Он касается не только меня, но и Нины Уваровой, поэтому и не сказал. Когда она за мной ухаживала, мы сошлись. Вы меня понимаете, мы русские, православные, вокруг мусульмане, к тому же ваххабиты, мы в экстремальной ситуации, она слабая женщина, вот и потянулась ко мне. Когда я немного окреп, у нас с ней были любовные отношения. С моей стороны сильных чувств не было, а с ее — наверное, были. Скорее всего, были, если она ради меня рисковала жизнью и втайне осматривала дом, искала комнату с оружием. Ее ведь внутрь не пускали. Днем она работала во дворе под присмотром сторожа, сыновей и бабок, а ночевала на подстилке в хлеву, рядом с козами. После разоблачения ее кинули в яму и уже не выпускали. Били, может, насиловали, кормили сырой картошкой, отрубями.
— И вы отомстили за нее? — напрямик спросил полковник.