Когда я вытащил Нину на поверхность и осмотрел, то ужаснулся ее ранам. Она была синяя от побоев, в ссадинах, в полуобморочном состоянии, грязная, и от нее дурно пахло. В яме валялись сырые картофелины с откусанными краями, видимо, ими ее кормили. В тот миг я понял, что в своем стремлении бежать любой ценой я подставил женщину, обрек на смерть и я виновен в том, что с ней произошло. Но не я один. В тот миг из офицера российской армии, спецназовца, защитника Отечества я превратился в лютого зверя, мстителя, не знающего ни жалости, ни сострадания. Я взял лопату, пошел в дом и добил раненых — и стариков и женщин, и сторожа-борца. Были бы дети — я б и детей добил, так я был зол.
Я нашел чистую одежду, переоделся, проверил, исправен ли джип, залил в бак бензин, погрузил в багажник полные канистры, собрал все оружие, боеприпасы, бутылки с водой, еду и сложил все в салоне. Выехать решил к вечеру, а пока дождаться хозяина и его семью и поквитаться с ними за Нину. Она была очень плоха, кашляла, плевалась кровью, видимо, у нее были отбиты легкие, теряла сознание и бредила. Я вымыл ее в бочке, напоил, покормил, уложил на заднее сиденье джипа, и она мигом провалилась в небытие. А я взял лопату и пошел искать тайник в саду.
Я долго осматривал траву и землю, пока не обнаружил свежеподнятый дерн. Там я и начал копать. Я отбросил несколько штыков земли и наткнулся на что-то металлическое. Когда я стряхнул песок и сдернул толстый целлофан, то увидел вкопанный в землю большой металлический сейф. Я пробовал подцепить дверцу штыком лопаты, но острие не проходило в зазор и соскальзывало. Стрелять в него было бесполезно, и я уже отчаялся его вскрыть, но мне в голову пришла интересная идея.
Я нашел в сарае металлический трос, подцепил сейф к джипу, сел за руль, завел двигатель и вытянул его из ямы.
Это был дорогой немецкий несгораемый сейф размером метр на полметра и столько же в толщину и весил он килограммов сто. Я был уверен, что в нем находится немалая денежная наличность, поэтому решил взять его с собой, а потом взорвать. Я подогнал к нему машину, по доскам втянул в багажник, уложил рядом с канистрами и захлопнул заднюю дверцу.
Прошло уже три часа, а хозяина и его семьи все не было. На вопли женщины никто не откликнулся, да и стреляли на этом дворе часто, поэтому я не опасался, что кто-то придет сюда и проверит, чем я занимаюсь. А милиции в этих краях не было и в помине. Да и светской российской власти тоже. Здесь правили законы горных чеченских кланов и шариата.
Наконец мне надоело ждать, я облил ковры бензином из канистры, поджег, вышел из дома, сел в джип, выехал со двора и поехал по неровной каменистой дороге в сторону населенного пункта, расположенного в нескольких километрах ниже по склону. До него я добрался за полчаса, остановился, вышел, залепил номера грязью и поехал дальше.
К вечеру добрался до районного центра, но въезжать в него не стал, а объехал по окружной дороге. Заночевал в лесу, а утром, когда проснулся, увидел, что моя попутчица Нина умерла. Она была очень слаба и не выдержала переезда. Я вырыл в каменистой земле небольшую могилку, положил в нее тело, присыпал землей, заложил камнями и на гнутой картонке написал имя, фамилию и день смерти. Меня радовало лишь одно обстоятельство, что умерла она свободной.
И так я остался один.
На следующий день обходными путями я добрался до Гудермеса, объехал город и двинулся дальше. В лесу взломал сейф и вычистил его. В нем оказались пачки долларов, евро и российские рубли, но считать я их не стал, времени не было, а сложил в спортивную сумку и сунул в багажник. Сейф выбросил в озерцо.
Через два дня я приехал к границе Чечни и Ингушетии, положил в сумку автомат, пару пистолетов, боеприпасы, деньги, еду, воду, сжег машину, перешел границу и пешком пошел в город. Автостопом добрался до Ставрополя, оттуда с дальнобойщиками в Ростов-на-Дону, оттуда в Воронеж и далее в Москву. Денег у меня было навалом, в общей сложности триста тысяч долларов, и я купил в Подмосковье дом, машину и стал жить-поживать и добра наживать.
Первое время меня подмывало явиться в управление контрразведки отряда «Вымпел» с повинной, но воды много утекло, да и в Чечне наворотил лишнего, а сидеть не хотелось, и я решил, что со службой завязал. В семью тоже не вернулся. О том, что мне посмертно присвоено звание Героя России, я, естественно, не знал.
Зорг замолчал. Он закончил свой рассказ.
Семенов, Скоков, и Егорова находились под впечатлением услышанного и молчали.
— Ладно, — наконец сказал полковник.
— На сегодня хватит, устал, можно в камеру.
— Естественно мы проверим все, что вы рассказали, — добавил Петрович.
— Я сказал правду.
— Это хорошо. Мы встретимся вновь и поговорим о ваших делах после Чечни, про ваши преступления в Москве.
— Я отвечу на все ваши вопросы, честно, без утайки. Если решил сотрудничать — так буду. — Зорг встал.
Семенов кивнул конвоирам, те взяли арестованного под руки и вывели из кабинета. Когда дверь закрылась, Петрович радостно хлопнул в ладоши и плюхнулся на стул.