Я уже отчаялся установить с ней контакт, но в следующее посещение она тайком оставила мне клочок бумажки. Когда она ушла, я развернул его и увидел длинное, написанное на хорошем русском послание. В нем говорилось, что она Нина Уварова, учительница из Нижнего Новгорода, мать пропавшего в Чечне солдата Сергея Уварова. Приехала искать сына и попала в плен. Теперь в рабстве. Три раза пыталась покончить с собой, но хозяин спасал ее и снова заставлял батрачить. Кормил, поил, не бил, но заставлял работать с утра до вечера и никуда не выпускал со двора. В каком населенном пункте они находятся, она не знает, только знает, что далеко от центра и недалеко от границы с Грузией. Она доживает свои дни и молит Господа о смерти, но Бог покинул ее и не слышит. Здесь везде царствует Аллах. Где сын — не знает, видимо, погиб или в рабстве. — Хромов замолчал и поморщился. — В то время я мыслил как спецназовец и решил, что, если побегу, возьму ее с собой, но ей я об этом не сказал.
Мы стали переписываться — я ей на столе, она мне — записочки, которые я потом рвал на мелкие кусочки, смешивал с землей и топил в нужнике. Так я выяснил расположение дома, сколько в нем народу, где оружие, вода, бочки с бензином и продукты. Про деньги и про подготовку побега я не упоминал, но, видимо, она сама догадалась. И не только она. Нина воспарила духом и стала вести себя не так, как прежде. Это я мог присесть триста раз, отжаться от пола полторы сотни и подтянуться сорок, а притворялся немощным инвалидом, а деревенская женщина сорока лет притворяться не могла. Она воспарила духом, стала умываться, прихорашиваться как могла, это заметил подозрительный хозяин и стал за ней следить. Он и его сыновья подглядели, что она пишет записочки, и в один прекрасный день отняли их и прочитали. Узнали, что она в них рассказывает, что творится в доме. Они все вместе пришли в подвал выяснять, зачем мне это нужно, пришли с палками и пистолетами. Сначала хозяин несколько раз ударил Нину доской по спине, она закричала от боли, упала и заплакала. Потом он задал мне один-единственный вопрос: «Что вынюхиваешь, бежать хочешь?»
Я подумал, что сейчас меня убьют или изобьют, но не тут-то было. Обкуренный младший сынок предложил прострелить мне колени, чтобы не улизнул, наставил пистолет, а старший предложил забить палками. Но отец огрызнулся на парней и приказал закрыть рты. Он им сказал на чеченском, что я им нужен здоровый, потому что меня, раненого, на Доку не обменяют. На что старший сын сказал, что среднего брата уже нет в живых и чтобы отец спустился с небес на землю. Отец врезал сыну пощечину, тот сначала ощетинился, потом сник и покорно ушел. Хозяин еще раз ударил Нину палкой по спине, мне по груди и животу, потому что я лежал на кровати и изображал немощного, проматерился по-русски и вышел.
Я тогда подумал, что, произойди это в русской семье, отец с сыном давно бы подрались, и отец, в силу возраста, получил бы хороших люлей. Но у чеченцев, и кавказцев вообще, почитают старших и особенно родителей, и драки не произошло. Сыновья беспрекословно подчинились воле отца и забыли обо мне и инциденте. Но Нину ко мне больше не пускали. Вместо нее еду приносила молоденькая чеченка — дочь небогатого родственника хозяина, работающая в доме за мизерную зарплату. С ней я контактов налаживать не пытался. Но я получил информацию и готовился к побегу. Ждал, когда мужчины уедут со двора и я смогу открыть засов и выйти из подвала. Для этой цели приглядел проволочную рукоятку ведра и с ее помощью надеялся обрести свободу.
Меня не радовало лишь одно обстоятельство. То ли от недостатка витаминов или еды, воздуха или от вездесущей плесени у меня не заживала рана на ноге. Гноилась и болела, и это доставляло кучу хлопот. Я чувствовал, что температура выше нормы, небольшая слабость, но я не прекращал ночные тренировки и доводил себя до изнеможения. Продолжал качать мышцы и выносливость, хотя на недоваренной каше и сыром хлебе дважды в день ничего толком не наберешь. Зато сна и отдыха у меня было навалом.
И вот однажды утром я проснулся от громких возгласов хозяина. Они доносились с улицы и адресовались сыновьям. Я встал, подошел к стене, подтянулся на решетке и выглянул в окошко. Я увидел у ворот три джипа на парах и всю семью в сборе. Хозяин с женой, две их дочки, старший сын с женой и детьми, младший сын с подружкой и еще какие-то дальние и ближние родственники не спеша усаживались в машины. Дети шумели, баловались, а хозяин дома их всех подгонял. Я сносно знал чеченский и понял, что он хочет, чтобы старший сын угомонил детей и усадил в салон.