Свинг

Рут уехала в Польшу в конце шестидесятых. Красивая молодая женщина не могла оставаться одна. Она вышла замуж за актера театра, где директором была ее мать, и сама стала работать в этом театре. Но… счастлива не была. Второй муж оказался эгоистом, а уж по яркости таланта, конечно, не мог сравниться с Эдди. В начале семидесятых, когда по Польше прокатилась страшная волна антисемитизма и стало не для кого играть — все евреи уехали либо в Израиль, либо в Америку, — Ида Каминская, Рут, их мужья, Эрика и большая часть труппы перебрались в Нью-Йорк. Рут была плохо приспособлена к практической жизни, мужья тоже не очень хорошо помогали, и все свалилось на хрупкие плечи Иды. Неувязок, касавшихся всяких менеджерских дел, было предостаточно, и Ида начала сдавать. Все потихоньку разваливалось. Вскоре Иды — очень большой трагической актрисы — не стало.

После отъезда Рут Эдди не оставался один, хотя, конечно, любил только Рут. Около него появилась Галина Ходес, пытавшаяся быть — а может, и была, кто знает! — ему хорошей женой. С нею он и уехал в Германию.

В начале семидесятых для Эдди Игнатьевича опять наступило трудное время. Его оркестранты постепенно превратились в радикально настроенных джазменов самой современной ориентации. И они, конечно же, не вписывались в сложившуюся картину советской музыкальной эстрады. Предлагая публике «чистый» джаз, Рознер и его соратники опережали время, и массовый слушатель, воспитанный на советской песне, часто не понимал его. Это были трудные времена еще и потому, что истинно джазовую музыку нужно было играть между исполнительницей цыганских романсов и фельетонистом, читавшим монолог о вреде алкоголя…

Уже никого и ничего не боясь, Эдди Игнатьевич говорил друзьям: «Золотко, клянусь, у меня была возможность сделать карьеру в Голливуде. Холера ясна потащила меня к большевикам, а они, пся крев, отблагодарили меня тюрьмой и Магаданом». Внутренне он был готов к отъезду.

Почему уехал в Германию? Да потому что страна эта была его родиной. Эдди Игнатьевич родился там в 1910 году, учился в Берлинской консерватории по классу скрипки и окончил ее с золотой медалью. Однако, когда джазовый бум докатился из Штатов до Европы, Эдди отложил в сторону традиционный еврейский инструмент и взялся за трубу. Он быстро достиг в игре совершенства и стал в Германии джазовой звездой. После поездки в Америку, где была встреча с Луи Армстронгом и Дюком Эллингтоном, он, вернувшись в Германию, создал свой джаз-оркестр. Но в тридцать третьем еврейским парням, каковыми были он и его оркестранты, пришлось бежать от фашизма. Бежали в Польшу, потом, в тридцать девятом, в Белоруссию. А в начале тридцатых годов Рознер имел широкую известность: выступал и в Англии, и во Франции, и в скандинавских странах. Великий чернокожий джазмен Луи Армстронг даже прислал ему свою фотографию с надписью: «Белому Луи Армстронгу»…

Эдди Игнатьевич был непревзойденным исполнителем. У его трубы был теплый, бархатный, «несущийся» тон. Настоящий свинг. Головокружительные верха делали его стиль абсолютно неповторимым.

Уехав в семьдесят втором в Западный Берлин, Рознер не обрел ни счастья, ни покоя: был уже очень болен. Пытаясь что-то делать, даже открывал музыкальный магазин, но силы были не те. 8 августа 1976 года совсем еще не старым — шестидесяти шести лет — Рознер умер. Он похоронен на берлинском еврейском кладбище, и его плита имеет очень скромную надпись: «Адольф-Эдди Рознер».

После отъезда Рознера из страны было приказано его забыть. Нигде не звучало его имя даже тогда, когда исполняли его музыку или играл оркестр под его управлением. Некоторые деятели культуры называли его предателем, антипатриотом. Это очень обидно, потому что никогда никого Рознер не предавал. Он вернулся на родину. А быть патриотом — не значит кадить вышестоящему начальству. Патриотическая позиция — когда человек, гражданин имеет возможность выбирать себе такое государство, какое хочет, когда имеет возможность участвовать в формировании государственной системы, за которую отвечает и которая выражает его интересы.

Что стало с другими героями моего повествования? Рут много лет, и она жила в Нью-Йорке, в одном из комфортабельных домов для престарелых. Ничего не поделаешь: на Западе дети не живут вместе с родителями. В семьдесят третьем, за три года до смерти, Эдди Игнатьевич прилетал в Нью-Йорк, чтобы помириться с ней и просить ее снова быть вместе: он все еще ее любил… Рут отказала. Почему? Кто может судить сердца двух немолодых людей? Возможно, все еще была сильна обида: Эдди Игнатьевич первым изменил в их браке. А ведь Рут пришла к нему чистой, девятнадцатилетней… Эрика — уже бабушка. Ее дом в Варшаве. Она бизнесвумен. А не так давно случилась беда: Маргарита Александровна сломала шейку бедра и вскоре умерла.