Свинг

Господи, что бы они делали, если бы не Тоня и Сережа! Мать и сын, как Валентина и Артур, но какие!.. Сами живут на двадцати двух метрах — десять и двенадцать, а взяли их, старых стариков. И молчат. За полгода ни слова упрека. Тоне только недавно купили они раскладушку. Хорошую раскладушку. А то ведь на полу спала, свою кровать им уступила. Значит, есть в жизни не только зло, есть добро, и оно противостоит злу. А еще в жизни есть закон страдания, и они с Николаем Степановичем хлебнули его сполна, но, наверно, не до конца. Наверно, предписано им еще. А ведь сказано: человек не должен причинять зло даже врагу своему…

Тоне, Тонечке ничего уж они такого хорошего не сделали, чтобы вот так к ним в их несчастье отнеслась, так приняла на себя их беду. Правда, учила она Тоню, когда вместе на заводе работали. Тоня ровно на тридцать лет моложе. В пятьдесят шестом они встретились. Тоне девятнадцатый шел. Только школу девочка окончила. Ученицей к ним в бухгалтерию пришла. Худенькая, застенчивая, но смышленая и способная. Быстро училась бухгалтерскому делу и так же, как когда-то Вера Николаевна, поступила на вечернее в финансовый институт. Как и Вера Николаевна, доросла до главного бухгалтера завода. Наверно, и сегодня бы еще работала, если бы завод не развалился. Новые времена наступили.

Не повезло Тоне с замужеством. Пьяницей оказался Василий. Сгинул где-то, ничего о нем не знают. Уехал на Север, там и пропал. Одна Сережу растила. И эти двадцать два метра получила, когда домик родителей снесли. Счастьем это было после колодца, печки и хождения «до ветру». Потом, когда Сережа вырос, тесновато стало, ну а уж теперь, когда их четверо, и говорить нечего.

Как может, Вера Николаевна помогает Тоне. Тоня прирабатывает к своей пенсии: в двух местах убирается. Только немного может Вера Николаевна помочь, хорошо хоть обед сварить получается. В магазины вдвоем ходят. И в церковь тоже. Николай Степанович — то ли атеист, то ли нет. Прожив шестьдесят лет вместе, так и не разобралась она в этом. Ну, а Сережа — учитель. Историк. Влюблен в свою профессию страстно. С малых лет влюблен. Никаких других подарков, кроме книг по истории, не желал. Книжки Николай Степанович доставал ему самые интересные, самые ценные. День и ночь читал мальчик, потому и учился в институте блестяще. Но ведь без связей, без протекции карьеры не сделаешь. Остался школьным учителем. Правда, еще и завуч. Но он любит и историю, и детей, а это главное.

В церковь Вера Николаевна с Тоней ходят теперь часто, хотя, когда жила на Ленинском, редко бывала. Хорошие, старинные, намоленные в церкви иконы, и хор красиво поет. Вера Николаевна всегда много о Боге думала, теперь еще больше. Бог, конечно же, не человек. Бог — сущность жизни. Бог — нечто всеобъемлющее, не поддающееся конкретному определению. Бог — то, что находится за пределами разума. Иногда он ассоциируется у нее с Иисусом. Иисус — это уже конкретный человек. С Иисусом она может разговаривать. А к батюшкам — особое отношение. Они — люди. Со всеми присущими недостатками. Ничем не лучше остальных. И почему перед ними, совсем чужими, она должна открывать душу? Из того, что читала, а читала, слава Богу, немало, знает, что церковь вообще была и есть всякая. Основываясь на своих принципах и догматах, на вере в свою непогрешимость, даже присваивала право преследовать людей. А ведь всякое преследование за веру — зло. И были, были времена, когда церковь становилась страшной силой против человека. Церковь, в отличие от Бога, — люди. Священник — человек. И этим все сказано.

Никак не может понять Вера Николаевна, почему она, коренная москвичка, прожившая в городе все девяносто лет, за исключением тех, семнадцати, не пьющая, не курящая, не дура, не умалишенная, превратилась в бомжа? Почему свершилось зло? За какие прегрешения?

Малую свою родину, слободу Мещанскую, помнит хорошо. Глухая окраина была. Здесь же рядом — Сухаревка. Трактиры, пивные, склады. Огромное торжище, густо забитое суетливыми торговцами, нищими, жуликами. Масса народу стекалась сюда за покупками, потому что купить здесь можно было много дешевле. В сотнях палаток, которые раскидывались за ночь на один только день, торговали и краденым, и прочим сомнительным товаром, а лозунг Сухаревки был: «На грош пятаков!..» Но были и свои аристократы — букинисты, антиквары. Те располагались поближе к Спасским казармам. Тут не было той давки, что на торжище. И народ был почище — коллекционеры, собиратели библиотек. Верочка с отцом почти каждое воскресенье приходила сюда и никогда не возвращалась без покупки. Хоть одну книжку да прикупали.