Свиньи не смотрят на звёзды

Он ощущал себя художником, который рисует исключительно для себя. Так, что никто никогда не узнает и не увидит творения, кроме него самого. Словно он рисует на земле, зная, что всё исчезнет с первым же дождём. Или представлял, что он музыкант, играющий в полном одиночестве, сидя у тихого летнего озера. Музыка льётся, но слышит её только он. Музыка теплого мирного вечера, она посвящена лишь этому короткому моменту.

Всё потому, что суть в процессе. Ведь любой результат и есть лишь тусклое отражение процесса. Лишь повод начать что-то новое. А получать удовольствие от процесса — это то, что касается всей жизни и абсолютно всех её моментов. Ведь и мытьё посуды, и уборка в квартире, и стирка, как и тысячи других дел, могут приносить удовольствие.

***

Он стал как бы учиться всему заново. Учился дружить с самим собой. Пытался понять, почему его душа разъедает себя изнутри. Ведь печаль, как и радость, не может появиться просто так. Всегда есть причина. И Афоня пришёл к тому, что у него, на протяжении, наверное, всей жизни была довольно веская причина. Он очень боялся смерти. От того смерти близких ломали его так сильно, от того он сам хотел умереть. Да, боялся и хотел. Потому что ждать смерть, каждый день оглядываться, знать, что она неотступна — это наказание, пожалуй, даже большее, чем просто умереть. Поэтому он так хотел найти жизни смысл. Ведь если жизнь — это лишь краткий промежуток перед вечной пустотой, то надо сделать что-то, что всем понравится, что назовут важным. Нужно верить, что будешь жив, пока память о тебе жива. Нужно чувствовать себя полезным и любимым. Перед пустотой. Совершенной.

Но теперь он перестал бояться. Почувствовал, что жизнь никогда не закончится. И любовь тоже. Пока не знал, почему, но точно знал, что по-другому быть не может.

Он рылся в себе, избавлялся потихоньку от грусти. Радости пока тоже не было. Но Афоня нашёл для себя новое и теперь любимое состояние. Он нашёл спокойствие и умиротворение, равновесие в самом себе.

***

Нельзя сказать, что теперь совсем не становилось грустно. К Афоне по-прежнему подступала тоска. Но он учился с ней бороться. И только когда перестал сдаваться без боя — начал побеждать. Афоня понял, что сейчас его сознание — едва начатый, недостроенный дом, в котором пока не очень-то уютно жить. И он стал достраивать, не спеша подкладывать по кирпичику интересы, размышления, желания, мечты — всё, что хотел бы видеть и чувствовать в своём внутреннем мире.

Помимо уже привычной готовки он, например, снова вернулся к книгам. А книги, конечно, подтолкнули к кино. По некоторым каналам почти всегда крутили какие-то фильмы. Афоня любил вечерами, перед сном, приготовить что-нибудь вкусное; усесться на диван перед мягким светом старенького телевизора; погрузиться в этот удивительный мир кино. Потом кино затянуло в театр, а вкусная еда — на пробежку.

Он стал, словно ребёнок, впитывать в себя новое, старался всему найти место внутри. Ещё недавно невыносимая и отвратительная жизнь снова становилась интересной.

***

С утра всё так же на автобус, на склад. Но кое-что изменилось. Афоня перестал торопиться домой. Просто работал. Эти незамысловатые действия стали теперь только фоном. Словно физическая разминка. Он делал всё на автомате, а голову наполняли собственные мысли и рассуждения. Мог думать о чём угодно, начиная с недавно посмотренного кино и заканчивая бескрайним космосом. Создавал собственный мир внутри, а это позволяло выбирать, что туда попадёт извне. И если на пути встречалось что-то трудное и неприятное, то становилось только временным фоном, а не причиной самоубийственной тоски.

Но, тем не менее, он ушёл. Всё равно ушёл с этой работы. Ему попросту надоело. Афоня хотел готовить. Подыскал место в небольшом летнем ресторанчике недалеко от пляжа. Там он целый день стоял у мангала и готовил шашлык. Ему нравилось. Возможно, первый раз в жизни Афоне действительно нравилась собственная работа.

***

К тому моменту наступил «бархатный» сезон. Лето закончилось, ему на смену пришёл ласковый печальный сентябрь. Большинство туристов уезжали, улицы и пляжи постепенно пустели. Афоне хорошо было жить в этом городе, но он чувствовал, что засиделся. Дорога тихим шёпотом звала и манила куда-то, пока он и сам не понимал куда.

В один из тёплых южных вечеров, когда солнце уже близилось к закату, Афоня заканчивал смену и собирался уходить. Угли в мангале неспешно тлели, сытный аромат мяса распространялся по округе. Вдруг на глаза попалась до боли знакомая фигура. Молодой парень, с гитарным чехлом за спиной.

— Эй, Виталик!?

Парень удивлённо обернулся. Это был действительно он.

— Афоня!?

Афоня подошёл к нему, и они обнялись.

— Как же я рад тебя видеть. Ты как тут? А хотя, подожди, пойдём прогуляемся.

Афоня позвал сменщика и жестом показал, что уходит. Они с Виталиком пошли в направлении моря.

— Я ведь думал, ты умер тогда.

— Жив, как видишь. Даже досюда кое-как добрался. А ты? Я же тогда и палатку, и рюкзак с едой утащил. Как ты жил?