Свиньи олимпийской породы.

 Капитан провел в яме несколько часов. Однажды, в поисках съестного, к яме подбежали свиньи. Они шумно, как собаки втягивали воздух своими пятачками. Мамырко передернулся от омерзения и бросил камень в первое же рыло. Он не попал, но чушки, похрюкивая, удалились.

 Было грустно, нога болела. Хотелось в туалет. На некоторое время помогли приседания и подпрыгивания, но, в конце концов, капитан сдался и помочился на пол ямы, в которой находился.

 Вскоре занялся рассвет и капитан запел. Сначала он пел строевые песни, затем его понесло на старую советскую лирику. Этим он разбудил спящего неподалеку сержанта Дюбкова.

 Виктору жутко хотелось пить. Он поморщился и вытер лоб грязной рукой. Внезапно, к своему изумлению, он услышал голос замполита. Дюбков сел, затем вылез из ямы. Голова раскалывалась. Он вспомнил, как вчера залетел поющему капитану, но почему он сам оказался на минном поле, а не на гауптвахте — понять было абсолютно невозможно.

 - От Москвы до самых до окраин,

 С южных гор, до северных морей…

 

 Голос доносился из–под земли. Сержанта передернуло. Его знобило, во рту было сухо и противно. Сержант безуспешно попытался сплюнуть, проклял Горбачева с его антиалкогольной компанией и пошел искать замполита.

 

 - Человек проходит как хозяин.

 Если он, конечно не еврей…

 

 Искать пришлось недолго. Возле ямы, над которой предполагалось построить туалет, он рухнул на колени, затем лег на живот и отдал честь.

 - Здравия желаю, товарищ капитан. С добрым утром. — Отдавать честь лежа было необыкновенно удобно.

 - Дюбков?! — Мамырко резко обернулся. — Тебя–то я искал! Это ты рядом храпел?

 - Никак нет! — Обиделся сержант. — Я на ЗАСе все ночь. С Яцкевичем проводил месячный регламент. Перебирали аппаратуру и чистили шифровальные доски. — Дюбков попал в точку.

 - Врешь! Ты вчера был абсолютно пьян! Ну–ка неси сюда лестницу. Поедем на гауптвахту.

 Виктор поднялся на ноги и отряхнул штаны.

 - Виноват, товарищ капитан. — Голову прострелило, и он ойкнул — Мне нужно Яцкевича менять. Ему в караул. Через час–другой придет старшина, он вас вытащит.

 Час–другой означало катастрофу. Мамырко не мог позволить, чтобы заступающая и сменяющаяся смены увидели его в таком состоянии.

 - Стой, Дюбков! — позвал он. — Ладно. Ты был трезв и чистил шифровальные доски.

 - Так точно! — обрадовался сержант.

 - Неси же лестницу! Урод… — замполит заскрежетал зубами.

 - Так точно! — Дюбков провел шершавым языком по пересохшим губам и решил задать мучавший его вопрос:

 - Разрешите обратиться, товарищ капитан?

 - Ну? — Мамырко облокотился на земляную стену своей ловушки. Сверху зашуршали новуе струйки песка.

 - А зачем вы в яму запрыгнули? Акробат вы этакий.

 Капитан сплюнул и мрачно выругался.

 - А какого хера вы здесь метро строите? — Он простил сержанту развязность. — Тут же яблоневый сад планировали посадить. Что, старшина решил баобаб вырастить?

 Дюбков хрюкнул. Мамырко был не первым, кто попал в главную западню минного поля.

 - Это яма для туалета. «Смерти» надоело, что зимой снег вокруг КП желтый.

 - Это почему же желтый?

 - Дежурной смене лень ночью в казарму идти оправляться по малому. Вот и мочатся возле входа. Я бы сказал — преступно сцут. А поймать нет никакой возможности. Кому охота ночью по минному полю путешествовать? Нету дураков. Вот если бы вы сюда грохнулись через месяц, то стояли бы по пояс сами знаете в чем.

 - Ясно. — Замполит снова выругался, вспомнив тяжелую ночь. Больше на минное поле ни ногой. Да и вообще: солдат ловить — себе дороже. — Лестницу, Дюбков! — Закричал он. — Бегом!

 

14

 

 Было уже пол — шестого, когда дверь казармы отворилась и туда, пошатываясь, вошел измазанный глиной, в разорванном кителе, измученный прохождением через минное поле капитан Мамырко.

 Ибрагимов к тому времени, до блеска отгондурасил туалет, вымыл коридор, и теперь, облокотясь на тумбочку, дремал. Никто его так и не сменил. Узбек кемарил, как говорили в его новой жизни, так сильно отличавшейся от всего, что он видел за свои восемнадцать лет. Фархат прижал к виску ладонь и округлил рот, не зная, что нужно делать: то ли поднять дежурного по роте, то ли объявить общий подъем. Замполит остановил его жестом, прохрипев непонятное, короткое слово:

 - Нах.

 Он вошел в канцелярию и не выходил оттуда до завтрака, и только после того, как старшина привез ему новую форму, ушел домой.

 

 В ту ночь Максиму снова ничего не приснилось… (с) ArtOfWar, 1998–2011