Свинпет

Карюха не сообразила, была ли это шутка Сашки, либо серьезное утверждение, но спрашивать не стала, весь предыдущий сумбурный разговор приводил ее в уныние. Черт знает, где очутилась, и если сейчас еще не стала сумасшедшей, то подобные разговоры уже точно могут довести до ручки.

Желание разговаривать дальше пропадало. Мысль незаметно перестала работать, словно в голове вместо мозга был его рудимент. Сколько длилось такое состояние, сказать сложно, однако постепенно все стало возвращаться. Карюха тряхнула головой.

Сашка расхаживала медленно, уверенно и независимо.

Карюхе, с одной стороны, нравилась такая независимость, она любила самостоятельность, но, с другой стороны, Сашкина самоуверенность давила, ибо с ее утверждениями Карюха соглашаться не хотела: быть сумасшедшей — это удел дураков, но она-то абсолютно нормальная. Решив, что у Сашки тоже начинают плыть мозги, Карюха стала молчаливо наблюдать за ее поведением.

Та ловила на себе пытливый взгляд, но была безразлична к нему, своим безучастием как бы говоря, что скоро Карюха во всем убедится сама. Сашка подошла к двери, постояла минуту в раздумье, потянула за ручку, вышла.

Карюхе надоело сидеть в одном положении, томило и мучило чувство раздвоенности, надо же было именно ей угодить в эти стены. Перед глазами проплыли лица приятелей. У них тоже сейчас неопределенное положение, но все-таки они на свободе, без наручников и цепочек. Кажется, все сейчас отдала бы, чтоб вернуться к ним. Впрочем, отдавать-то нечего, раздета до нитки. Одно голое тело, хоть и красивое, но голое. Только и осталось, в таком виде мотаться по улицам. Правда, у Катюхи в машине кое-какие шмотки имеются. Да, собственно, сейчас это не важно. Всегда что-нибудь придумать можно. С мира по нитке — голому рубаха. Девушка пружинисто поднялась с постели.

И тут же Анька повернула к ней вдруг раскрасневшееся лицо с горящими глазами, и Карюха услыхала торопливый приглушенный шепот:

— Не верь ей. Она чужая. Она из горожан, выучила наш язык. Будь осторожна, здесь везде уши, здесь везде глаза. Они видят и слышат даже там, где рядом с тобой никого нет. Глаза и уши знают все. Никто не может скрыться от них. От них нельзя спрятаться. Им известны даже тайные мысли всех. Держись меня, если хочешь убежать отсюда. Хотя, как знаешь, как знаешь, я ничего тебе не говорила. Нет, нет, нет, ты ослышалась, тебе это показалось. У меня в голове ничего подобного нет. Зачем тебе знать, что у меня в голове? Это мое дело, это только мое дело. Я сама по себе. Впрочем, я ничего не скрываю от тебя. Ты своя. Это Сашке верить нельзя, — ее взгляд метнулся к двери и обратно, — а ты своя. Тебе я верю. Верь и ты мне!

Карюха вздрогнула, переступила с ноги на ногу, не перебивая, выслушала странную сбивчивую речь Аньки и только после окончания этой речи удивленно воскликнула:

— А ты не разучилась нормально языком молоть, — глянула на дверь и тоже понизила голос до шепота. — Но зачем ты валяешь ваньку? — Отступила от кровати, цепочка натянулась, дернула за руку, наручник впился в саднившее запястье, девушка поморщилась.

— Я учусь быть другой, — шепнула Анька и заерзала на кровати, — чтобы выжить… — Чуть помедлила, как бы раздумывая, произносить или нет окончание начатой фразы: — И убежать отсюда.

— Но Сашка сказала, что убежать отсюда невозможно, — вспомнила Карюха. — У нее не получилось.

— Она врет. Все возможно. Убежать не трудно, поверь мне, трудно потом, когда убежишь! — зачастила Анька, и Карюха обратила внимание, как Анькино тело налилось упругостью, грудь приподнялась и округлилась. — Она никуда не убегала, — хмыкнула. — Зачем убегать из своего города? А я убегала. Неудачно, — выдавила с досадой. — Потому что я — дура! Я — доверчивая дура! Я всем всегда верю! Вот такая есть! — шепот стал пронзительным и колючим. — Я попала в этот город одна, мне некому было помочь, но ты ж не одна. Не то, что я. Ты не одна.

Карюха насторожилась, ведь Аньки не было, когда она рассказывала Сашке свою историю.

— Здесь ничего нельзя утаить, — словно в ответ на мысли Карюхи выдала Анька, резко шевельнула ногами, разбрасывая и сдвигая их. — Ничего. Совершенно ничего. Я очень хорошо знаю.

— Тогда почему ты шепчешь? — громко спросила Карюха. — В этом нет никакого смысла, — пожала плечами. — Говори нормально.

Анька на замечание не обратила внимания, пропустила мимо ушей, все тем же шепотом спросила:

— Убегать будешь? — И, не дожидаясь слов Карюхи, убежденно сказала: — Я знаю, будешь! — Попросила: — Возьми меня с собой. Я тебе пригожусь, вот увидишь. Я знаю, где можно пересидеть, пока будут искать. Ты возьмешь меня?

— Как же я побегу, когда меня на привязь посадили? — досада мелькнула на лице Карюхи, дернула цепочку, ойкнула от боли на запястье, заскрипела зубами, с особой болью ощущая в этот миг свою беспомощность, бросилась на кровать лицом вниз.