Свинцовая строчка

20.04.44

Война для нас снова кончилась, постараюсь описать последние дни.

Мы попали в край, где нас очень ждали, но не верили в наш приход. В последнее село нашего зимнего марша мы вошли ночью. По нему била артиллерия, половина села простреливалась вражеским пулеметным огнем из соседнего леса. Мы вошли в первую свободную хату, затопили печь и сразу легли спать. На улице иногда разрывались снаряды, домик вздрагивал, но нам необходимо было уснуть, ибо мы уверены были, что с утра двинемся дальше в путь. До Пушкинских Гор осталось 30 километров.

Настало утро, бой затих, пехота покинула село и ушла вперед.

К домам из леса подтянулось местное население.

В Задолжье, в избе, где мы остановились, жило три семьи с маленькими ребятишками.

Так уж сложились обстоятельства, что в этом доме мы прожили около месяца, ставшего сплошным праздником для молодежи. Вечерами полы трещали от пляски. В соседнем доме жила красивая, выражаясь по-калинински, молодуха Зина, перед самой войной вышедшая замуж. Мы с ней каждый вечер ходили на танцы.

В избе, что напротив нашей, жила другая девушка, которую я просто называл сестренкой; она была молоденькая, очень симпатичная, и я ее переносил на руках через улицу. Родители девушки любили меня и полностью доверяли.

Целый месяц светило весеннее солнышко, целый месяц мы гуляли в этом селе, а потом был дан приказ, и мы переехали в соседнюю деревню Седговец.

30.04.44

На новом месте мы поселились в самом большом и красивом доме.

Одновременно с нами к хозяевам приехала знакомая семья из соседней, только что сожженной деревни – мать с двумя дочерьми. Я сразу же подружился с младшей, 15-летней Марусей. Старшая сестра, Женя, очень умная девушка, окончила десятилетку. У Жени было много подруг, и они вечерами часто заходили к нам на электрический огонек. Я приглашал гармониста, и начинались танцы. В Калининской области больше пляшут национальные – «семеновну» и «цыганочку». Пляшут все, начиная лет с шести. Лучше всех плясала Женя. У нее прекрасная фигура, и Женей в танце все просто любовались.

Из-за своеобразного Жениного характера мы часто ссорились с ней, и она по нескольку дней не входила к нам в комнату, даже когда у нас бывали ее же подруги. Сердится, сердится, а потом вдруг как-нибудь в сумерки позовет со своего любимого места мечтаний – печи: «Леша, иди сюда». Я подхожу – просит посидеть с ней и поговорить. И мы подолгу, как хорошие друзья, сидели и разговаривали.

В Благовещенье мы собрались съездить за дровами. Женя сказала, что поедем вдвоем. Конечно, мне хотелось с ней прокатиться, но я ответил, что опять поругаемся и ей лучше остаться дома. Приказал запрячь лошадей, и поехали вдвоем с Марусей. Это моя вторая калининская сестренка, о первой вкратце я писал раньше. Таська, это замечательные девчонки.

Разве можно будет когда-нибудь забыть, как мы с Марусенькой где-то в глухой деревушке Калининской области, в 6–7 километрах от «переднего» края, ездили в лес за дровами. Едем по шоссе, а навстречу нам идут знакомые и улыбаются. Я плеткой помахиваю, а сзади Маруся хохочет.

Бывало, возвратишься откуда-нибудь домой мокрый, уставший, Маруся кричит: «Быстро все скидай с себя, садись, сапоги сниму», – и стаскивает грязные сапоги. А вечером сидит и гадает на картах: «Ты любил – она сомневалась, ты от нее отстранялся – она ревновала».

Вот в этом разрушенном войной домике впервые за три года войны справили мои именины. Утром просыпаюсь, входит мамаша и говорит: «Леня, ты сегодня именинник, надо отпраздновать».

Эти простые деревенские люди меня любили и, ничего не имея, все-таки вечером устроили праздник, где были блины, самогонка и все из скудного солдатского меню. Был, конечно, баянист, и Женечка снова лучше всех плясала «цыганочку».

Не могу не написать и про свою Зину. Подходила Пасха. По селам стала бить немецкая артиллерия. Люди уходили из села в окопы. Задолжье, где живет Зина, ежедневно обстреливалось немецкой артиллерией, но Зина не боялась снарядов, она похожа на тех женщин, о которых писал Некрасов: «Есть женщины в русских селеньях… Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет».

Таких женщин совсем немного, но Зина относится к ним.

Маруся обижалась: «Эх, парень, парень, разве мало девок вокруг, а ты к молодухе ходишь!» А молодухе всего 23 года.

Потом в Седговец стали залетать снаряды, и даже пару раз село бомбили зажигательными бомбами, одна упала за домом в огороде. Нам приказали срочно выехать в лес, это было в Страстную субботу, и Пасху мы встречали в лесу.