Свинцовая воля

– Ушлепки, – злобно пробормотал он. – Никакого махалова… интеллигенты хреновы!

– Какие-е лю-у-уди! – неожиданно услышал он за спиной протяжный возглас с нарочито удивленной интонацией и уже совсем фамильярное обращение: – Здорово, Лихо!

С презрительной миной на лице Лиходей медленно оглянулся через плечо: позади него стоял собственной персоной Сема Абрамс по кличке Семь Копеек. Он иезуитски улыбался, как могут улыбаться люди, связанныесо всевозможными махинациями. В руках он с достоинством держал самую настоящую ребристую пивную кружку, через край которой лилась густая пена.

С видимым удовольствием отпив несколько глотков, Сема ехидно поинтересовался, облизав языком пену со своих толстых губищ:

– Смотрю, Шкет себе нового кента нашел?

Обидно поигрывая черными бровями, он значительно кивнул в сторону тира, где Илья и Шкет продолжали стрелять по жестяным мишеням.

– Наш человек, – неожиданно для себя с нотками неприкрытой ревности ответил Лиходей. – Так что закройся!

– А тот, который только что ушел, что за фраерок? Знаешь его?

– Дешевка, – пренебрежительно отозвался о Семенове Лиходей, презрительно сплюнул на землю и сам в свою очередь поинтересовался: – С какой целью интересуешься?

– Сдается мне, что это мусорок, – сказал Семь Копеек и свойственным всем аристократам манерам, а Сема Абрамс был настоящим аристократом (так величали в кругу уголовников воров-карманников высокой квалификации), ногтем мизинчика аккуратно убрал плавающую на поверхности пива соринку.

– Ты чего не след не базлань! – рассердился Лиходей. – Пока физиономию твою не отрихтовал.

– Я за базар отвечаю, – обиделся Семь Копеек.

– Да ладно, – все же не до конца поверил Лиходей, но физиономия у него заметно вытянулась. – Чем докажешь?

– Он меня в трамвае как-то чуть за руку не схватил. Только Сема Абрамс не тот человек, чтобы его можно было легко отправить на нары. Он сам себя с потрохами выдал, красной книжечкой козырнул в тот злополучный для меня день. Да и кондукторша с восьмого маршрута может подтвердить. Я бы зуб дал, но… я человек интеллигентный и эти ваши штучки презираю.

Лиходей медленно перевел свой сразу потяжелевший взгляд в ту сторону, куда ушел Семенов, но того уже видно не было.

Глава 15

О многом надо было подумать Илье Журавлеву после встречи с Семеновым, после того как они наладили оборванный два месяца назад при непредвиденных обстоятельствах столь необходимый для них обоих контакт. Теперь они могли связываться едва ли не ежедневно, но во избежание неожиданных накладок и других не менее серьезных событий, которые могли вольно или невольно привести к провалу секретной операции, следовало относиться к таким встречам более осмотрительно и лично общаться только в особо необходимых, крайних случаях. А чтобы все же быть в курсе дел друг друга, они договорились обмениваться короткими посланиями, пряча их в разных местах города, указывая в записке очередной тайник, день и время.

Теперь Журавлеву стало намного проще действовать в непривычной для него бандитской среде, потому что он был не один, и мог всегда положиться на своего товарища Семенова: принять от него нужную помощь или ценную подсказку, а его горячее дыхание за спиной придавало еще больше уверенности. Это все равно как в жестоком бою чувствовать крепкое плечо товарища. И что еще немаловажно, пропала острая необходимость уходить на съемную квартиру, ибо на прежнем месте Илья был осведомлен пускай и не во всех бандитских делах, но в большинстве это точно. Недолго им осталось заниматься убийствами, разбоем и грабежами, можно и потерпеть. А уж к Норе он как-нибудь подход найдет, на то она и баба. К тому же, как вчера выяснилось, уж больно девушка на передок слабая.

Илья со Шкетом еще долго бродили по городу, для видимости интересуясь съемными квартирами, и под вечер усталые вернулись к Норе. Журавлев за день так перенервничал, что сразу же уснул в своем сарае, как только его щека коснулась прохладной пахнущей сухим разнотравьем хрустящей поверхности подушки.

Ночью ему приснился все тот же странный сон о войне, где его, гвардии лейтенанта Илью Журавлева, фашисты прибили строительными гвоздями за руки и за ноги к бревенчатым стенам землянки. Он мучительно скрипел зубами и катал потную голову по подушке, изо всех сил желая освободиться от ужасов кошмарного сна. И только когда палачи шомполом от винтовки проткнули его горячее сердце, Илья громко застонал и проснулся. Сердце и в самом деле билось часто, глухой его стук отдавался в висках, а грудь давила непонятная боль, словно ее действительно пытались проткнуть. С сердцем у него было все в порядке (по крайней мере, так говорили все медики), и тогда вообще выходило уж совсем несуразное: во сне он настолько поверил в пытки, что перенес их в явь.

Илья сел, обхватив руками колени, чувствуя, как по его влажной от пота смуглой коже время от времени пробегает мелкая нервная дрожь, как у загнанного в бешеной скачке коня.