Это случилось четыре года назад. Линн тогда было одиннадцать. Сестра отца, тетка Верена, пожила с ними месяц после похорон, а потом позвала Линн для разговора.
– Деточка, настала твоя очередь заботиться о семье. Дело женщины – поддерживать огонь в очаге, без него дом разваливается. Я вам помогала сколько могла, но у меня муж и дети. Мужчины слабы, они нуждаются в нашем послушании и заботе. Отныне ты в доме хозяйка.
И Линн взялась за дела со всем усердием, которого требовал от нее долг: следила за домом, ухаживала за отцом, помогала в галантерейной лавке, принадлежавшей их семье. Отец, правда, считал, что ей следует сидеть дома, как положено приличной девице. Линн наверняка так бы и делала, но кто, спрашивается, будет приглядывать за братьями, пусть они и старше нее. Дохода от лавки не хватало – одежда, еда, налоги, теперь вот еще часть денег уходила на оплату услуг сиделки, которая помогала присматривать за отцом, – и Линн стала брать работу на дом. Она с детства была умелой рукодельницей, и когда пришла нужда в деньгах, начала принимать заказы: чинила платья, рубашки, ставила заплатки. Со временем научилась неплохо вышивать, и ей часто заказывали инициалы для платков, узоры на полотенца и скатерти. Линн бралась за все, кроме обуви: защитные руны на свинцовые башмачки могли наносить только заклинатели, после того как башмачник отнесет в храм готовую пару. Разумеется, башмачки были свинцовыми не целиком: в кожаную, бархатную, деревянную, войлочную обувь (кому что по достатку) зашивали свинцовые шарики и пластины. Только самые маленькие детки обходились без свинцовых башмачков, и то пока не начинали ходить – но стоило малышу сделать первые шаги, как вся семья собиралась на торжественную церемонию, на которой ребеночку дарили первую пару. Линн, как и все, берегла свою, они хранились в особой шкатулке – красные бархатные, расшитые золотистой шелковой нитью и покрытые ровной вязью рун.
До сих пор ей удавалось уберечь от беды Микки и Ру. Не то чтобы они ее слушались, но все-таки несколько раз Линн убеждала их не совершать рискованных поступков, и ей доводилось, пуская в ход и слезы, и подкуп, умолять городских стражников не заключать Микки и Ру в тюрьму.
И все-таки она не справилась. Однажды утром летнего дня на пороге лавки появились люди господина Маррона с тем, чтобы забрать имущество в счет карточных долгов братьев. Микки и Ру, просветили Линн люди Маррона, со вчерашнего дня в замке: небольшого состояния семьи Терра-Танн отнюдь не достаточно, чтобы покрыть долг, и господин Маррон лично будет решать, как поступить с незадачливыми игроками.
В голове Линн мгновенно пронеслись кошмарные картины: она и беспомощный, больной отец на улице. Где они будут жить, что они будут есть? Как она справится с этим?
– Нет! – в отчаянии выкрикнула она. – Пожалуйста! Дайте мне поговорить с ним! Вы же сами говорите – все, что у нас есть, покроет только десятую часть. Прошу, дайте мне поговорить с господином Марроном! Уверена, я найду способ с ним расплатиться.
Во взгляде Тощего Шина (прозвище, видимо, было призвано продемонстрировать чье-то блестящее остроумие: помощник господина Маррона был отнюдь не худ, а вовсе даже толст) читалось сомнение, но с глубоким вздохом, нехотя приняв от Линн серебряный браслет с бирюзой (единственное, что осталось в память о матери), он согласился отвести Линн к господину Маррону.
– Понятия не имею, как ты собралась с ним договариваться. А за то, что я не выполнил поручения, господин Маррон мне голову оторвет.
– Нам же все равно не расплатиться, – беспомощно повторила Линн. – Вы сами сказали. А я, может, с ним как-нибудь договорюсь.
– Ну-ну, – только и сказал Тощий Шин.
И вот Линн стоит перед Марроном и говорит, что сделает все, абсолютно все, чего бы он ни потребовал, лишь бы он отпустил братьев и согласился закрыть долг.
Господин Маррон внимательно, спокойно посмотрел на Линн и побарабанил пальцами по столу.
– Милая девушка, я прямо даже не знаю, что такого у тебя могло бы быть, что мне было бы нужно. Твои братья задолжали восемь тысяч золотом. Ты слышишь? Восемь тысяч. Это отнюдь не пустяковая сумма. У тебя есть восемь тысяч золотом, Линн Терра-Танн?
Линн молчала. Совершенно очевидно, что таких денег у нее нет. Если они продадут все, что у них есть, наберется, пожалуй, чуть больше тысячи.
– Твои братья – дураки. Они играли, и играли, и в конце концов проигрались в пух и прах. Сами виноваты, пусть и расплачиваются. Вам с отцом я, так и быть, я дам отсрочку. Выплатишь стоимость вашего имущества в течение года, покроешь часть долга. По рукам?
– А что будет с Микки и Ру?
– Они останутся у меня, отрабатывать.
– И как долго?
– Если будут очень стараться, пожалуй, управятся за десять лет.
– Десять лет?!
– Если будут очень стараться.
– Что они будут делать?
– А это уж моя забота.
Линн помолчала, пытаясь собраться с мыслями. Нет, это невозможно.
– Могу я с ними поговорить?
Маррон засмеялся.
– Сомневаюсь, что у тебя это получится.
– Вы что, пытали их? – вскрикнула Линн. – Что вы сделали с ними? Позвольте мне увидеть их! Пожалуйста!