Свинцовые ливни

Повзрослев, Виктор понял, откуда растут ноги у странной надежды жителей Милка – где далеко не все могли позволить себе купить браслет, а уж тем более – установить на него прошивку, контролирующую состояние организма. Одиннадцати процентам населения вирус не угрожал. При каждой новой вспышке ровно одиннадцать человек из каждой сотни оставались незараженными. И никакой системы, так же как в появлении вирусов, в этом не прослеживалось. Вирус обходил стороной как стариков, так и грудных младенцев. Мужчин, женщин. Взрослых, подростков. Неважно. Вокруг человека мог заболеть и вымереть целый подъезд, весь многоэтажный дом – а самого его зараза не касалась. И так происходило каждый раз. При каждой новой вспышке.

Население Милка, к тому моменту уже оказавшееся за спешно выстроенной бетонной стеной, сочло эту странную закономерность проявлением некой божественной мудрости.

Одиннадцать Стражей. Проклятых Стражей – в отличие от Тринадцати Святых, изгнанных с небес на землю и упокоившихся тут. Когда-нибудь Одиннадцать вернутся из изгнания и спасут людей. А всё, что можно сделать сейчас – это ждать и молиться. О том, что следующая вспышка не коснётся лично тебя.

К тому моменту, как новая вакцина, изобретённая в Департаменте Здоровья и распространяемая в цветных округах со скоростью ветра, добиралась до Милка, проходила, как правило, не одна неделя. Часть жителей уже нельзя было спасти. Часть – но далеко не всех. По статистике, вирус выкашивал от пятнадцати до двадцати процентов людей. Остальных удавалось выходить. И были еще Одиннадцать: люди, которым никакое спасение не требовалось.

Виктор вдруг понял, что давно идёт, не сверяясь с браслетом. Выйдя из квартиры Бернарда Краувица, он задал плежеру маршрут, но последние кварталы прошагал, оказывается, даже не заглядывая в него.

Ноги несли Виктора сами. Глаза узнавали знакомые улицы. Он поворачивал в следующий переулок раньше, чем понимал, почему это делает.

На навигаторе приветливо светилась зеленая точка – показывающая, что идти осталось недалеко. Но на одной из замусоренных улочек Виктор остановился.

Спросил у пожилой женщины в фартуке, дымящей трубкой у дверей закусочной:

– Простите. К Храму Одиннадцати Стражей – туда? – он намеренно указал неправильное направление.

– Похмелись, сынок, – участливо глядя на него, посоветовала женщина. – Туда, – и махнула в нужную сторону. – Может, зайдешь – здоровье поправить? Мы открыты уже.

– Спасибо. В другой раз.

Виктор пошел туда, куда указала женщина.

– Храни тебя Одиннадцать, – вдруг услышал он вслед.

Обернулся.

Губы прошептали ответ сами – будто вовсе без его участия, будто и не было этих лет:

– Спасены будем.

Женщина добродушно кивнула.

Глава 10

Локация: Белый Округ, Западный сектор. Храмовая площадь

Храм Одиннадцати Стражей.

Когда Виктор узнал, как появились Одиннадцать, он долго истерически ржал.

Одиннадцать процентов – людей, которых не трогает вирус.

Основателем новой религии принято было считать Святого Виктора. Набожная госпожа Ковальски назвала единственного сына в честь него, и Виктор с нетерпением ждал двадцатипятилетия – возраста, в котором он на законном основании сможет поменять имя.

Сведения о житие Святого Виктора в цветных округах и Милке полярно разнились. Если в Милке этого человека, умершего тридцать шесть лет назад, почитали за святого, то статья в учебнике Академии Эс-Ди выдавала сухую, короткую справку.

Родился в округе Тин – пятом и самом дальнем округе Мегаполиса, лежащим за границей Милка. Нигде и ничему не учился – единственное, чему можно научиться в Тине, это не помереть с голоду. Небесталанный художник, перебивающийся случайными заработками. Наркоман, мошенник. И создатель символа Одиннадцати – изображения Стражей.

Фигура, занёсшая меч над наклонной чертой. Под чертой – жуткая тварь, выползающая из лежащей на боку восьмерки-бесконечности. Стражи побеждают бесконечность перерождений вируса.

С тем, что символ, в детстве вызывавший восторг и благоговение, является всего лишь стилизованным изображением знака %, Виктору удалось смириться далеко не сразу. Сейчас, став взрослым, психологам интерната он от души сочувствовал. И изо всех сил пытался сопротивляться тёплой, против воли захлестывающей всё его существо, волне, поднимающейся из каких-то давних, казавшихся давно затопленными, глубин. Он не был на этой площади двенадцать лет – но, оказывается, помнил всё.

Восторг, который охватывал его при приближении к Храму. Желание поскорее оказаться рядом с ним.

Виктор вдруг понял, что идёт по улице, которой ходил в детстве. Понял, что узнаёт всё вокруг – приметные дома, переулки, лавки торговцев. Вот сейчас, за этим поворотом… Сейчас.

– Ой, прости! Храни тебя Одиннадцать. – Девушка, торопясь, на бегу задела его плечом.